Надя улыбнулась: сколько еще детского в Вере, сколько непримиримости, безапелляционности! Когда все это пройдет? Когда повзрослеет Верка? И сама себя оборвала: пусть не взрослеет. Пусть подольше остается такой. Трудно жить будет? Зато не упрекнет себя никогда: отступила, мол, сдала позиции, примирилась с подлостью, простила трусость. Да и ей самой, Наде, легко с подругой: себя, свои чувства, мысли свои ее чистотой поверять, не ошибиться.
– А потеря-то велика, ох, как велика! Нас ведь трое было...
– Будет двое.
– Хороните, подруженьки?
Надя и Вера обернулись. Сзади стояла Люба, улыбалась одними губами, а глаза опять холодели ледышками.
– Не хороним, – спокойно сказала Надя, – прощаемся. Садись с нами, Люба, если платье запачкать не боишься. Там тебя не хватятся?
– Перебьются. – Люба села рядом, оправила длинное свадебное платье, блеснул перстенек на безымянном пальце.
– Подарок? – кивнула на него Надя.
– Подарок. – Люба вытянула руку. – Бриллиант. Шесть каратов. Работа мужа.
– Красиво.
– Еще бы. Он один из лучших мастеров-ювелиров. От заказчиков отбоя нет.
– Это заметно.
– А ты не язви, не язви. Здесь ничего ворованного нет. Не придерешься. Все заработано честно. От фининспекторов бегать не приходится.
– Это хорошо. Тут тебе твоя специальность и пригодится. – Это уж Вера не выдержала, вставила реплику.
– Как это? – не поняла Люба.
– Доходы считать. Знала бы – счеты в подарок принесла.
Люба засмеялась весело, будто и не задела ее злая издевка.
– Так не поздно еще. Подари, рада буду.
– По почте пришлю.
– Что так? Или не зайдешь больше к подруге?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.