Вечная теплота

Мне даже неловко было спросить того парня, который первым прибежал к задымившемуся дому, первым кинулся к пробившемуся пламени, считает ли он самоотверженным такой поступок. Представляю, как бы он глянул в мою сторону! И разве что из вежливости к гостю пробормотал бы: «При чем тут я? Весь поселок здесь. Сами видите...»

Я сам это видел и потому говорю: самоотверженность бамовцев – норма их жизни. В большом и малом. На каждом шагу. Ничего исключительного. Норма.

– Извините, – еще раз сказал В. П. Талоло, когда мы снова встретились в его кабинете. – Такое дело... – Он позвонил куда-то, сообщил свое мнение о причине загорания: что-то с электропроводкой. – Так на чем мы остановились?

– Бамовская мораль... Существует ли она?

– Я в этом не сомневаюсь. Причем создается она не в чрезвычайных ситуациях (здесь она, быть может, нагляднее проявляется), а в ежедневном труде. Ежедневном напряжении всех сил. Только решим одну задачу, сразу же две новых, таких же неотложных. Вот один из главных результатов такого труда: годовой план – за семь месяцев. Все понимают: такая стройка выпадает один раз в жизни и не каждому. Особый патриотический настрой и подъем – вот что нам очень помогает...

– И самоотверженность? – спросил я, вспомнив парня с обожженной рукой и лица людей, торопившихся спасать свой дом, свой поселок, свою тайгу от пожара.

– Пожалуй... Хотя, знаете ли, слово это очень уж громкое, мне в нем так и слышится самоотречение какое-то. А ребята живут полнокровно. Черту этой бамовской морали, о которой мы ведем речь, я назвал бы проще и точнее: готовность к временным лишениям.

У начальника СМП-578 возникли срочные дела, и на этом наш разговор кончился. Мне показалось, что утверждение В. П. Талоло «ребята живут полнокровно» противоречит тому, что они «готовы к временным лишениям», но на спор времени не оставалось.

Молодые хозяева Золотинки показывали поселок. Мы как раз знакомились с передовым бригадиром, когда рядом остановился бульдозер. Из кабины, приглушив мотор, выпрыгнул юноша с фотоаппаратом поверх теплой куртки. Несколько раз щелкнув нас на фоне растущего дома, он собирался уже вернуться назад, когда я спросил:

– Вы что же, аппарат с собой на работу берете?

– С первого дня не расстаюсь, – ответил он весело.

– Наверное, вы внештатный корреспондент?

– Внештатный корреспондент Истории: сами понимаете, «стройка века», – рассмеялся он. – А с газетами не связан. Да и зачем? Я для себя щелкаю. Для ребят. Хочу запечатлеть, какими мы были в семьдесят пятом. Какие гости к нам приезжали. Как это все было. Разве не интересно?

Он ловко впрыгнул в свой бульдозер, и тот, весело фыркнув, покатил прочь. До сих пор жалею, что не успел спросить, как зовут бульдозериста, откуда он, человек, избравший себе такую обязанность – останавливать мгновения бамовской жизни. Во всяком случае, его любительские кадры и через десять лет и через сто будут интересны не только ему и его прямым наследникам.

Мне почему-то вспомнилось, как днем раньше мы встречались с рабочими соседней ударной комсомольской стройки – Южно-Якутского угольного комплекса. Здесь будет город, а пока – только просеки в тайге, несколько фундаментов да таблички с названиями будущих улиц. В городе, которого нет, на высоких сваях стоит одна-единственная нарядная деревянная избушка, возле которой мы и беседовали с молодыми строителями Нерюнгри.

– Ну, вот построите современный город, а избушку куда? – спросили мы.

– Музей будет, – тотчас ответили нам. – У нас все первое – колышки, палатки, таблички, вот эта избушка – охраняется комсомолом. Для истории.

«Внештатный корреспондент Истории...», «Для истории...». Пожалуй, нигде раньше я не видел и не слышал, чтобы город начинался с... музея, чтобы очень молодые люди так спокойно и уверенно говорили о своей приверженности к магистральным делам, уходящим за горизонт нашего тысячелетия. Может быть, это чувство истории, своей кровной связи с ее ходом – тоже черта рождающейся в трудовых буднях бамовской морали?

Между тем мы подошли к школе – длинному одноэтажному зданию. Если про Золотинку, немного перефразируя хрестоматийные строки, можно сказать: «И растет поселок там не по дням, а по часам», – то больше всего это, наверное, относится к школе. В середине июля прошлого года ее не было. Первого сентября на митинге ребятам вручили ключ от школы, которым, как известно, в нагл век отпирается самая первая и самая большая в жизни человека кладовая знаний. Даже природа удивилась темпам и вдохновению, с каким в полтора месяца была построена школа: первого сентября в Золотинке выпал первый снег.

Среди немногих маленьких золотинцев, не оставивших своего следа на снежной первосентябрьской тропе знаний, был бригадирский сын Павел Павлович Глухотаренко – едва ли не самый популярный в Золотинке человек. У него в этот день были свои заботы и дела. Первого сентября тысяча девятьсот семьдесят пятого года он издал первый крик. И хотя это больше походило на писк, голосу новорожденного радовались ничуть не меньше, чем могли бы порадоваться тому могучему тепловозному гудку, который Павлик услышит, когда научится складывать слова и скажет: «Я родился на БАМе. Мой папа с товарищами строили эту дорогу. Мы с БАМом ровесники».