«Вальдек-Руссо» снимается с якоря

...И вот «Вальдек-Руссо» вновь на одесском рейде. Вновь жерла его орудий устремлены к портовым сооружениям, к городским кварталам, к театрам и бульварам.

– Да у них там настоящий праздник. Везде красные флаги. – Сидя в орудийной башне, Симо рассматривал берег в прицельное устройство.

– Вот ахнем из всех орудий, будет у них праздник, – мрачно заметил Лавье.

– Нет, – твердо сказал Симо, – второго Херсона5 мы недопустим. Тогда на «Мамелике» и «Альтаире» команда послушалась офицеров. Помнишь, те пугали, что большевики всех матросов приговорили к смертной казни. Так что огонь по большевикам. Сколько людей погубили в Херсоне! Позор для всей эскадры! Но теперь время другое.

_________

5 В марте 1919 года по приказу французского командования Херсон был подвергнут разрушительному обстрелу французской эскадры.

Время действительно было другое. Внешне «Вальдек-Руссо», как и другие корабли, оставался боеспособной единицей французской эскадры, действовавшей в Черном море. Точно в означенное время сменялись вахты, часовые становились в положенных местах: у флага, у трапа, у пороховых погребов; машинное отделение давало указанное число узлов; сигнальщики молниеносно, точно фокусники, взмахивали флажками, передавая приказы с корабля на корабль.

Но и Тханг и другие члены экипажа чувствовали, что с каждым днем все обманчивее становится эта отлаженность безукоризненного военного механизма и что в действие приходит новая сила, способная нарушить установившийся порядок вещей, который основан на беспрекословном, слепом подчинении одних другим. Этой силой были они сами – матросы, механики, канониры.

Утром 25 апреля из Севастополя пришел миноносец «Фоконно». Не успела прогромыхать его якорная цепь, как на воду спустили шестивесельную шлюпку: капитан миноносца спешил сообщить адмиралу на «Вальдек-Руссо» что-то весьма важное и срочное. Но пока подгоняемая дружными взмахами гребцов шлюпка приближалась к крейсеру, сигнальщик с «Фоконно» успел передать: «В Севастополе восстала вся эскадра. Броненосец «Франс» ушел в Константинополь».

– Вот это да, решились-таки! – Батарейная палуба, где столпились матросы, загудела от возбужденных голосов.

– Пора и нам начинать. А то все разговоры да собрания.

– Легко сказать. Слышали, будто «Фоконно» велено, если взбунтуемся, потопить крейсер?

– Ерунда, на пушку берут.

– Вот и вправду возьмут...

На палубу со всех сторон сбегались матросы: они поднимались из недр машинного отделения, съезжали по поручню трапа со шканцев, выскакивали из орудийных башен. Форменки, тельняшки, замасленные робы заполнили все свободное на палубе пространство. Над толпой возвышался Симо, взобравшись на бухту канатов, он своим раскатистым звучным голосом истого марсельца перекрыл общий гвалт:

– Согласны вы действовать немедленно?

– До конца! – взревели в ответ восемьсот глоток.

– Тогда мы идем к адмиралу.

В адмиральской каюте витал медовый запах дорогого трубочного табака. Такой же запах, вспомнил Тханг, был в кабинете богатого французского торговца в Сайгоне, у которого он, Тханг, учившийся тогда в технической школе, устанавливал электрический фен под потолком.

Тханг протиснулся в первый ряд стоявших в каюте матросов. Кобе в застегнутом на все пуговицы черном мундире расхаживал по ту сторону письменного стола, отделявшего его от делегатов. При каждом повороте адмирала солнечный луч, бивший в иллюминатор, отражался на его золоченом кортике.