– Не знаю.

– Чего изволите, чего хотите, чего желаете, чего вам принести? НИИчего называется.

– Интересная работа? – Взгляд его сделался испытующим.

– Нет, – призналась она. – А вас, Вилен Васильевич, что, тоже не миновала мода? Горные лыжи сюда привели?

– Нет. Я горнопляжник. Так, кажется, величают тут некатающихся людей. – Поймав недоуменный взгляд Игнатовой, пояснил: – Кататься так, как катаются многие, я умею. Чтобы кататься лучше, нужно время. А его у меня нет.

– А я, увы, – она сделала легкий жест рукой, будто бы из пальцев цветок выронила, – обычная жертва модного увлечения. Катаюсь давно и время для катания нахожу. Хотя и трудно. – Он молча слушал. – Народ сюда разными путями попадает. Не только правдами, неправдами тоже. Вы видели лыжников с марлей на лицах?

Действительно, несколько раз Ташлыкову попадались странные ездоки, прекрасно экипированные, ловкие, уверенные в себе, не боящиеся ни горы, ни скорости, ни выбоин в снегу, ни самого снега, который катающиеся утрамбовывают до железной твердости, а вот горного солнца боящиеся. Лица их были прикрыты марлевыми хирургическими повязками.

– Вы думаете, они от солнца защищаются? Обгореть боятся? – Игнатова улыбнулась, на щеках у нее появились две ямочки, продолговатые и неясные. – Не-ет. Они рады бы обгореть, да нельзя. Это бюллетенщики. – Уловив вопрос в ташлыковском взгляде, пояснила: – Взяли бюллетени у знакомых врачей и удрали сюда покататься, отдохнуть, горным воздухом подышать. На работе потом неудобно будет появиться черными от загара, вот они и маскируются.

Он в ответ тоже улыбнулся. Что-то печальное крылось в его улыбке. Игнатова улыбнулась шире, ямочки, схожие с чечевичными отметинами, стали еще нежнее и глубже. Она прикусила зубами нижнюю губу – откровенно детский жест, доверчивый и искренний, – в глазах появилась дождевая синь.

– А вы знаете, Вилен Васильевич... Все девчонки нашего курса были влюблены в вас.

– Да? – несколько рассеянно спросил он, вздернул голову – жест удивления, как показалось Игнатовой. Либо недоверия. А удивляться тут, собственно, нечему было. Как и не верить тоже нечему. Ученики всегда бывают влюблены в своих учителей, это закон. – Странно, я даже не замечал.

– Напрасно, – в лице Игнатовой появилось что-то печальное. – Мы даже дискуссии на тему, какой вы человек, устраивали.

– Ну и какой же я человек? К чему пришли?

– Хороший человек.

– Вы давно катаетесь на горных лыжах? – нарочито меняя тему разговора, спросил он.

– Давно. Еще со школы. У меня родители здорово катались. Это было их главное увлечение. В ту пору, когда еще никто толком не знал, что это такое. А сейчас – мода, массовый спорт. Тысячи людей катаются.

– Здесь все разбиты на два клана...

– Точно, – подхватила она, – на горнолыжников и горнопляжников. Мне даже странным показалось, что вы себя к горнопляжникам причислили. Вы не горнопляжник.

– И психологические взаимоотношения довольно сложные. Как в Древнем Риме. Патриции не дружат с плебеями, презирают их, в ответ плебеи не любят патрициев. Горнолыжница, например, никогда не влюбится в горнопляжника...

– А наоборот часто бывает, – снова подхватила Игнатова. И вдруг, словно бы споткнувшись, погрустнела, увяла лицом. – Впрочем, не наоборот – тоже.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.