Усадьба

— А зря, хорошо бы, — считает вахтер Валентина Михайловна Лапшина. — Все было б куда зайти ребяткам из поселка, а то ж бедным просто некуда податься.

— Ну да, — возражает аноним, тот самый, который боится избытка пушкинских музеев, — только сделай открытый вход — враз все вытопчут. Тогда все старания насмарку: понаедут из Подольска, из Москвы — порядка не жди. Видели таблички, что посторонним рыбу в пруду ловить запрещено? А рыбаков на льду видали? То-то и оно. Но это хоть местные, а то ведь одно время повадились подольские, стали рыбу багрить...

Неужели и рыба есть? В таком-то прудике?

Он, с гордостью: — А как же? Одно время тут министр рыбного хозяйства жил, так в пруд запустили белого амура.

— А, тогда понятно.

— Конечно, наша организация все же побогаче. А если передать, как вы предлагаете, под музей, откуда у него такие средства — тут ежегодный ремонт в копеечку обходится. У нашего управления все-таки и стройматериалы под рукой, и краска. Где все это будет доставать отдел культуры, не представляю... И притом учтите, тут у нас большое приусадебное хозяйство, тут нам квартиры строят. Куда от всего этого поедешь?

— Зачем же переезжать? Выстройте новый корпус под пансионат, как уже построили Дом культуры и детсад...

Здесь-то и начинается самое интересное. Как рассказала и. о. главного инженера дома отдыха В. П. Лопухова, было уже совещание с участием руководящего звена хозуправления Совмина и подольского отдела культуры, давно претендующего на этот старинный особняк, чтобы открыть в нем филиал областного музея краеведения. В обсуждении участвовала и Т. В. Голубцова, бывшая тогда заместителем министра культуры СССР. Итогом разговора было... Ну вроде бы что может быть итогом давнего спора с привлечением такого заинтересованного арбитра, как Министерство культуры? Ан нет, замминистра продемонстрировала в данном вопросе беспристрастность и объективность. Узнав, сколько стоит ежегодный косметический ремонт здания, а тем более предстоящая капитальная реставрация (да еще нужно изыскивать средства на строительство нового корпуса для дома отдыха), посоветовала она отделу культуры навсегда оставить свою идею. Владеть княжеским особняком — не по карману.

Что ж, совет мудрый, но прежде чем воспользоваться им и навсегда оставить любые идефикс, попробуем разобраться в некоторых «почему». Для себя хотя бы, там ведь уже все решено, есть уже смета работ по капремонту и реставрации на 1991 год.

Правда, подробностей того исторического совещания Валентина Петровна поведать не могла, так как сама не присутствовала на нем, а с Виктором Павловичем встретиться снова не удалось, по телефону же он ответил просто, что вовсе не обязан помнить все и заниматься этим ему некогда...

Кстати, от Валентины Петровны тогда и услышал, что они-то вовсе не против поменять свое старинное здание на другой, более современный корпус, со всеми удобствами. «Пусть построят в нашей зоне — пожалуйста, переедем».

Отлично! Значит, не из-за чего и копья ломать? Только непонятно, почему строить новый корпус должен кто-то другой, а не само ХОЗУ (организация богатая стройматериалами, техникой)? Да очень просто: выселяете — предоставьте другую площадь, такой закон. Но разве, получая в аренду (то есть во временное пользование) это здание, управление отдавало взамен что-нибудь?

Когда в конце 20-х М. И. Калинин, живший по соседству, приглядел особняк под санаторий ВЦИК, разве шел разговор о компенсации музею-усадьбе? Нет, конечно. Просто убрали роспись купола овального зала, перестроили колоннады под жилые помещения. Собрание картин, минералов, оружия, коллекцию фарфора, раритетов пушкинской поры — в общей сложности на два музея, кроме того, богатейшую библиотеку, собранную тремя поколениями князей Вяземских, почти всю мебель — куда все это дели? Распихали по разным музеям, а ценнейший остафьевский архив перевезли в соседнее село — чтобы не мешал. Собрал эти ценности под своей крышей последний из Вяземских, Павел Петрович, — филолог и историк, основатель «Общества любителей древней письменности», а по его смерти бережно хранилось все детьми и внуками из рода Шереметевых...

И когда сразу после Великой Отечественной военный госпиталь выезжал из усадьбы, тоже, понятно, никто не толковал о компенсации. Да и о музеях ли в ту пору думали? Другие были нужды, другие заботы... Но теперь-то — через 40 лет с лишним, да еще в свете поворота сознания нашего поколения к истории — отчего бы не вернуть снова усадьбу музею?

Только почему, собственно, районный отдел культуры, почему краеведческий музей? Если в районе нет подходящего помещения для хранения бивней мамонта, то при чем здесь Остафьево? Сотрудники дома отдыха верно заметили: пусть себе отреставрируют одну из запущенных церквей и используют. Вон их сколько по району.

И ведь верно, памятники архитектуры как раз по ведомству отдела культуры. Отреставрировать каждый такой — благое дело. Нет средств? А как же они рассчитывают поддерживать усадьбу в должном состоянии? Это ж недешево. Действительно, не может же дом отдыха нести ответственность за все, что вокруг: за окрестных детей, которым некуда податься, или за Троицкую церковь, что через дорогу, — «памятник архитектуры XIX века», который хоть и «охраняется государством», но имеет довольно жалкий вид.

Теперь вопрос Министерству культуры. Неужели, выходя на столь ответственный разговор о музее, оно совсем не представляло, что почем и есть ли у райотдела средства? Да, Остафьево более иных мест имеет право стать музеем, нет, не Вяземского и не пушкинских посещений даже, — памятником культуры двух веков и четырех поколений, собравших и сберегших наследие. Только это не районный и даже не областной уровень.

Что с того, что Вяземский живал тут не всякое лето, а Пушкин вообще наезжал сюда раза три-четыре. Куда меньше, чем Василий Жуковский, Александр Тургенев или Денис Давыдов, зато больше, чем Батюшков и Гоголь, Грибоедов и Мицкевич. Говорят ли о чем эти факты? Тут был Российский Парнас — вот единственно важное. Пушкин, приезжая сюда, знал, что встретит братьев по духу, что тут можно говорить все, можно слушать и читать «крамольные» стихи. И спорить, спорить. О Екатерине Великой и Пугачеве, о Потемкине и Фонвизине, о друзьях декабристах и положении в Польше. И, конечно, о Карамзине, чей дух, кажется, витал над окрестностью. А ведь сперва Пушкин не принял «Истории», активно, юношески максималистски:

В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам,
Без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.

Понадобятся годы, чтобы дорасти до зрелого понимания, что труд сей — «не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека». Последняя пушкинская оценка совпадет едва ли не буквально с восторженным отзывом другого современника: «Русский народ достоин знать свою историю. История, Вами написанная, достойна Русского народа». Это слова Николая I из рескрипта на имя Карамзина: «И за покойного государя, и за себя самого, и за Россию изъявляю Вам признательность, которую Вы заслуживаете и своей жизнью, как гражданин. и своими трудами как писатель»... В этом мнении они сошлись, да только прочли они «Историю» по-разному: первый напишет «Бориса Годунова», а второй подпишет приговор декабристам...