— А он ничего вроде мужик-то, – произнес Ванюшка, – неуклюжий только с виду... Жена старалась, сорочку выстирала, а он ее за день уделал – в неделю не отмоешь...
Чувилин покосился на Ванюшку маленькими, острыми глазками из-под мохнатых бровей, сказал не спеша:
— Которые люди вроде бы глазастые, все подмечают, энтих я верхоглядами считаю. – Он с удовольствием затянулся. – Покрутят, повертят своими зенками, все вроде бы заметили, а самого нужного и не увидят.
— Ты, небось, видишь? – обиделся Ванюшка.
— Зеленый ты еще, – съязвил Чувилин, попав в самое уязвимое Ванюшкино место (парню шел восемнадцатый год), – это я вижу.
Ванюшка, подперев круглое, с розоватой кожей лицо, густо усеянное веснушками, как будто прожженное искрами от сварки, смотрел на Чувилина снизу вверх. От этого ему хорошо была видна худая, жилистая шея котельщика, на которой размеренно катался огромный кадык.
– Душа у него неуклюжая, вот что скажи, парень, – неторопливо, словно вслух говоря сам с собой, ронял слова Чувилин. – Их с директором словно нарочно свели. Нашего-то Волохина к критике приучить все равно, что дите малое к касторке... Заведет глаза, – Чувилин очень похоже передразнил директора, – как старый воробей, и баста. А этот, чувствую, нет: до всего сам доходит, да и не трус, видать... Неудобный он для директора-то.
Высоко над затоном, над забредшими в воду прибрежными тальниками, над неподвижно застывшей серой громадой землечерпалки толпились облака. Ванюшке, лежащему на палубе вверх лицом, казалось, что это валит дым из трубы землечерпалки и она медленно движется куда-то.
Ванюшка задремал.
Проснулся он от тонкого, визгливого гудка катера, пришедшего за рабочими. За эти полчаса погода изменилась. Солнце закуталось в облака, которые из белых стали серыми. Края их светились нестерпимо ярким светом.
Ванюшка поежился: стало прохладно.
Мерно подрагивала под ногами металлическая палуба землечерпалки. Далеко, на последнем понтоне колышки – так называют трубопровод, по которому идет пульпа, – из широкого, загнутого кверху зева хлестала коричневая жижа. Ванюшка проворно смотал кабель, сунул в середину бухты ящик с электродами, щиток, полез с землечерпалки на катер. Следом за ним тяжело перевалился Чувилин, еще несколько котельщиков.
– Слесарей придется оставить, – сказал кто-то на палубе землечерпалки. Ванюшка узнал в говорившем Черноусова – начальника инструментального цеха. Этот маленький, круглый человек не нравился Ванюше. Он и сам не понимал, чем не нравится ему Черноусов. Может, потому что ходили на заводе слухи, будто Волохин протащил его в начальники за наушничество. Но ведь мало ли что говорят зря.
Возле высокого Кириллова Черноусов выглядел еще ниже ростом. От этого он злился и норовил быстрее ступить на катер. Очутившись на катере, Черноусов почувствовал себя увереннее.
– Так я доложу Борису Сергеевичу, что с помпой не ладится! – приложив ко рту ладони, крикнул он.
Валерий Семенович нерешительно пожал плечами.
— А может, не стоит? Я здесь останусь, пока не наладим.
— Мы обговорим! – снова крикнул Черноусов.
— Катер пришлите через два часа, – неприязненно попросил Кириллов. – Думаю, к этому времени отрегулируем помпу. Кстати, одолжите папирос, у меня все вышли.
— Лады, – кивнул Черноусов, протягивая две тоненькие папироски, вынутые из пачки с надписью «Север».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Евгений Ловчев, мастер спорта международного класса, капитан футбольной команды «Спартак» Александр Гомельский, заслуженный тренер СССР, кандидат педагогических наук, старший тренер баскетбольной команды ЦСКА и сборной СССР