Удостоверение личности

Шагая по Затонской улице, прижатой к реке высокой громадой горы, Кириллов чувствовал себя легко и бодро. Заходящее солнце, светившее ему в спину, бросало на дорогу длинную, нескладную тень.

Через палисадники и заборы свешивались над улицей ветки цветущей сирени. Не удержавшись, Кириллов машинально потянулся рукой за особенно пышной гроздью, сорвал. Усмехнулся, пристыдил себя: как маленький! Хотел было идти дальше, но чей-то голос остановил его:

– Чего же мало рвете?

«Тьфу, черт!» – подосадовал Кириллов, только сейчас разглядев сидящего на скамейке мужчину. Тот подошел к изгороди. Краска смущения залила лицо Кириллова. Это был Чувилин.

— Чего мало, говорю? – повторил котельщик. – А я вот тут сижу, поджидаю.

— Ах, да, кисет, – спохватился Валерий Семенович.

— А вы рвите, рвите, у вас нее праздник сегодня, – сказал Чувилин.

— Спасибо, – смущенно поблагодарил Кириллов и сорвал еще. Откуда-то издали донеслись переборы гармошки.

— Хорошо играет, – одобрил Чувилин. – Вон там, на горе, – показал он Кириллову, – усядется над обрывом и наяривает.

— А кто это?

— Вихров. Ну, который с нами давеча на землечерпалке был... Смешки у него все на уме да девки. Сейчас он их подманит, собираться начнут.

– Дело житейское, – ответил Валерий Семенович и посмотрел на гору. Высоко над красным глинистым обрывом виднелась маленькая черная

фигурка, и оттуда лилась простенькая, знакомая с детства мелодия. И Кириллову вдруг показалось, что когда-то уже было все это: и этот многосаженный обрыв, и набухающее синевой предзакатное небо, и мельтешение птичьей стаи, и этот старый котельщик с доверчивым, добрым лицом, показавшийся вдруг давным-давно знакомым и удивительно похожим на кого-то из его родни, которой он обзавелся в Иловатском затоне.

И от этой похожести, от этого ощущения давнего знакомства Кириллов вдруг почувствовал себя никаким вовсе не главным инженером, а просто давним приятелем котельщика, и ему захотелось сказать Чувилину какие-то необычайно теплые слова. Но он тут лее прогнал эту мысль: еще не хватало, понимаешь, прослыть малахольным, чудиком долговязым.

В небе, над обрывом, все гуще и бестолковее вились галки. Они сбились в кучу, гомонили, как бы советуясь, куда лететь на ночлег, наконец уговорились. Вытянувшись длинной дробной лентой, стая полетела за ухвостье Зеленого острова, туда, где садилось солнце. .

– У последней галки гнездо горит! – раздался отчаянный мальчишеский крик из сиреневой чащобы возле дома.

И тотчас же этот крик подхватили в других дворах. Чувилин рассмеялся и сказал:

— Вот огольцы чего придумали... Спрашиваю своего: чего зря горло дерешь? Разве птицы понимают? Понимают, говорит...

— Понимают, – подтвердил Кириллов. – Вон, смотрите, две последних как жмут! – И он, не выдержав, расхохотался. – Раз верят, пусть кричат. Они ведь добра желают... Понимают, нельзя от стаи отбиваться.

— Вон вы как повернули, – сказал Чувилин. – Выходит, правда это. – Он, видимо, хотел добавить что-то еще, но умолк, услышав шум автомашины. – Во-лохин едет, – определил Чувилин.