Сестра отца жила в поселке лесорубов: не деревня, но и не город. Однако с тротуарами. Правда, все тротуары были из досок.
Муж тети Симы, Михаил Агафонович, работал на лесоповале механиком, а мои двоюродные братья, которых я знал по фотографиям, уже выпорхнули из гнезда: один работал на целине, другой служил в армии.
В доме пахло сидящими в печи черными сухариками, когда их только-только прихватило жаром. Все десять окон, ничем не завешенные, не загроможденные, пускали в комнаты свет, и он, обжившись, вызолотил здесь каждую деревяшечку, но не тронул шелковых, мытых щелоком белых полов.
Ноги так и застонали, невтерпеж стало тотчас походить по этому полу босиком, сбросить вечную обузу подметок и каблуков.
Мне отвели комнату за дощатой перегородкой. На кровать постелили перину, на перину стеганое одеяло, а из подушек соорудили Вавилонскую башню. Я вывалил на стол два пуда книг, которые должны были навести лоск в моей дремучей голове. Сел на крепкий самодельный стул, подсчитал, по скольку страниц нужно читать, чтоб за месяц одолеть оба пуда, выпил молока и ринулся в лес.
И вот я тянулся к ягоде губами. Загребущие руки увяли: ягод было столько – не оборвать. Взял ягоду в рот, но не спешил надкусить. По небу стремительно катилась фиолетовая туча.
«Он раздавил ягоду, и гортань его наполнилась соком, сладким и крепким, как вино».
Вот так будет начинаться моя эпопея о временах и народах.
Он ягоду раскусил, а я все еще не собрался.
«Нет, пора! Пора садиться за эпопею!» – сказал я твердо и посмотрел на небо со вниманием.
За лесом с бочки слетели обручи.
– Быть грозе! Прекрасно!
Спохватился, что ягоду съел, не изведав вкуса.
Пора было удирать домой, но я, превозмогая страх перед стихией, сделал два десятка шагов в глубь леса и только тогда повернул назад. И увидал мохнатый цветок.
«Я увидал неведомый цветок», – пропело во мне, и тотчас небо треснуло, зазвенело и рассыпалось, как витрина универмага.
– Ого! – сказал я, бодрясь и глядя на деревья, которые были поблизости. Хорошо, что сосны растут поодаль, они выше берез, им должно от грозы достаться.
«Молния ударила в прекрасную великан-сосну», – сказал я фразу из будущей эпопеи и наклонился над мохнатым чудищем. Оно было темно-свекольного цвета, но что-то оранжевое зрело в его сердцевине.
– У-гу-гу-ух! – прокатилось по небу от края до края, и стена дождя выросла над поляной и в следующее мгновение шелестами и шорохами опрокинулась на лес.
Я пошел к дому, поглядывая, как все ближе и ближе сверкают молнии, плечами отстраняя холодок, который льнул к спине после каждого удара не знающего меры грома.
«Стрела молнии ударилась в землю у его ног. Он замер в удивлении и не услышал грома, потрясшего небо и землю».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.