Контингент

Что-то не слышала пока, чтобы кто-то, выбирая между МГИМО и ПТУ, соблазнившись бесплатным питанием и казенной одеждой, решил в пользу профобра. В ПТУ попадают совсем не так...

Тем, кого беда бросила в интернаты и детские дома, утруждать себя размышлениями, скажем, об Институте международных отношений не приходится. Школьникам, сидящим в печенках педсовета и на «крючке» инспектора по делам несовершеннолетних, тоже легко. Чуть не с третьего класса они слышат: «Запрограммирован на ПТУ»...

Контингент в училищах, таким образом, складывается не совсем стихийно...

Подмастерье или ученик?

Архангельское ПТУ № 29 из тех, которыми принято стращать школьников, — строительное.

Кое-как заслоненное от дороги деревьями угрюмоватое здание. Тугая дверь катапультой вбрасывает в сумеречный вестибюль. Повсюду неизгладимые следы тесноты и обшарпанности, вполне объяснимые: в доме, рассчитанном некогда на двести человек, обитает теперь почти шестьсот. Немыслимые децибелы электрического звонка пытаются «достать» околачивающихся у входа будущих крановщиков, плотников, экскаваторщиков, маляров... Покуривают, лихо сплевывая, хохлатые мальчики. Подкрашенные без излишней застенчивости девочки со взрослыми глазами, стриженные и одетые, как мальчики, стреляют у них дешевые сигареты. Истерические тремоло звонка бесполезно осыпаются на их закаленные «тяжелым металлом» ушные перепонки. И вот уже дежурный мастер с красной повязкой торопливо спускается по лестнице, на ходу делая строгое лицо. Мастера услышат. Мастер в училище — фигура. Крепкая рука. Кто, как не мастер, может поставить на «поток» выучку будущих асов, рабочих академиков? А стране асы нужны, как никогда. Страна слишком устала от халтурщиков и рукотяпов.

И все-таки положа руку на сердце: разве дома-уроды только оттого родятся, что строитель мастерком не владеет? Запчасти на автозаводах «выносят» в силу некомпетентности? Негодные детали в новые станки засаживают исключительно по техническому невежеству?

В чем и суть: не просто крановщики, маляры или токари учатся в ПТУ, всего прежде — люди. Тут и задумаешься: видно, не только мастер ученику требуется. Учитель ему сегодня не меньше нужен. Духовный, как в старину говорили, наставник.

Заметили ли вы, что как-то незаметно ушло из обихода слово «учительская»? Таблички в школах и ПТУ сменили на помпезно-официальное «Преподавательская». Вроде как явился в класс «разносчик знаний», преподнес порцию информатики или полпорции литературы, и «гуд бай», детишки, сеанс окончен.

Смена вывески, конечно, не случайная. Преподаватель потеснил учителя в школе, учитель с облегчением уступил мастеру в ПТУ. Что уступил? Ученика.

Долгое время мы никак не увязывали перекошенные здания, обвешивание в магазинах, другие неприятности и беды, вплоть до взрыва в Чернобыле, с педагогическим кризисом.

И теперь еще как будто не всем ясно: «Будет учитель — будет и человек. Будет человек — будет и мастер».

Но где же он, Учитель? Какой он, Наставник? Жизнь показывает: трудно опознать Нового Учителя в молодом человеке странной наружности — с дерзкими лохмами и в клетчатых «бананах», в стильной курточке с карманами, оттопыренными кассетами. Здесь есть, как говорится, психологические трудности, «шок нового», по выражению социологов.

Тут нам время вернуться в Архангельск, на улицу Ломоносова, 293.

Более чем скромное училище № 29 не годится в родственники богатым «комплексам», начиненным современной техникой. И тем не менее именно сюда определил себя молодой учитель Андрей Юрьевич Жданов после окончания педагогического института, отказавшись от аспирантуры, от предложенной работы во Дворце пионеров и от должности в горкоме ВЛКСМ, членом которого он оставался почти все свои студенческие годы. Сделал выбор в пользу преподавания физики пэтэушникам. Решил: интересней находиться не сбоку от учительского дела, а в центре его.

Каждый день Жданов появляется в училище кричащим контрастом бесцветным стенам: яркий галстук, рубашка — картинка из «Бурды», модная стрижка «лесенкой», ну и, конечно, бесподобные «бананы», совершенно не стесняющие упругий, летящий шаг. Идет, как на именины.

Экстравагантно? Возможно. Но пресное благоразумие плохо вяжется с порывистой молодостью. А учитель Жданов молод. В своем первом студенчестве (он поступил в ВИАП — Всесоюзный институт авиационного приборостроения) ему приходилось подрабатывать, делая чертежи солидным диссертантам. Чертежной работы не всегда хватало. Закоренелый отличник, школьный медалист, взялся за репетиторство и ощутил, что занятия с «балбесами» ему намного интересней, чем лекции и семинары в ВИАПе. Пришлось признаться себе, что привлекала его в Ленинграде вовсе не наука, а прекрасный, огромный город. Мысль о том, что вряд ли он станет надеждой авиационного приборостроения, начала все чаще мучить совесть жизнерадостного виаповца. В это самое время у Андрея серьезно захворала мать, и он вернулся в Архангельск. Поступил в пединститут — сразу на третий курс физического факультета.

В пединституте, как оказалось, тоже тоска. Такие были годы: все на постном «моралитэ», на долбежке, догмах. Собираясь у кого-то в общежитии вокруг чайника или кофейника, спорили о музыке, о жизни, о том, что «у нас» и что «у них», возвращаясь постоянно к «больному» для студентов АПИ: почему же все-таки не идет в педагогику «приличный мужик с идеей»? Где он растворяется, покидая вуз?

Два раза в неделю студент Жданов, элегантный, излучающий оптимизм и радость жизни, появлялся, приветствуемый всеми, на подмостках дискотеки в «Свече» (в переводе на официальный язык — Доме культуры работников просвещения). Вел «хит-парады», читал обзорные лекции по «хэви-металлу» и «новой волне», принимал участие в диспутах о массовой культуре... Дома же зарывался в книги. В его библиотеке — труды Ферми, Эйнштейна, Дирака, экономические работы, фантастика, книги по философии и, конечно, педагогике.

Сразу после института Андрей был призван в армию. Но и там с истовостью отличника и нерастерянным пылом инициативного 'студента готовился к «гражданке»: сочинял разработки будущих уроков, запечатывал их в большие конверты и отправлял на свой адрес в Архангельск с наказом маме: «Беречь!» Тогда он воображал, что урок можно «придумать» в вакууме, не видя ребячьих глаз...

Вернувшись из армии, распечатав свои роскошные «заготовки», Андрей Жданов уверенно вступил на учительское возвышение, с энтузиазмом продекламировал первое объяснение — и что ж? Ученические головы безучастно покоились на столах. Отрешенные глаза, подернутые сонной пленкой... Приглушенная возня на «Камчатке», внезапные всплески хриплого смеха... Жданов сводил брови, повышал голос, чувствуя себя унизительно оттого, что внимание приходится брать силой. Но когда пообвык, над классом загремели педагогические императивы: «Не болтать!», «Записывать!», «Немедленно за дверь!», «Молчать!». Растеряв терпение, все чаще срывался на окрик. Что особенного? Так делали все учителя.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.