Повесть. Окончание. Начало в №№ 1 — 3.
He забуду. Может быть, вот эта покорная готовность делать все время бессмысленные взносы жизни начинается с двадцати копеек на содержание общества, о котором Маринка слыхом не слыхивала?
Их голоса еще шумели за дверью, потом зашипел и лязгнул на площадке лифт и увез их навстречу приключениям, прыжкам, побоищам с пиратами. Я сидела в сонном оцепенении на кухне, прислушивалась к стрекоту осмелевшего сверчка — «цик-цвик-цуик!», пила чай и думала о том, что давно-давно, когда мы были с Витечкой еще молоды и совсем бедны, на этой кухне собиралось множество людей. Каждый день. Ни у кого не было денег, не было положения, но в избытке наличествовали идеи, планы и надежды. Веселились, шутили и все время говорили — тысячи, тысячи часов. Ели винегрет, печеную картошку и пельмени, пили самое дешевое вино. Это называлось у нас кутить!
У Витечки тогда было много друзей, и все они были мои друзья. Они были прекрасные или казались мне такими прекрасными, потому что Витечка всегда провозглашал свой любимый заглавный тост: «Давайте выпьем за наш стол, где нет ни одной противной морды!»
Да, когда-то там не было ни одной пробивной морды. Бежало время, и приятные морды наших друзей старели, изнашивались и как-то незаметно исчезали из-за нашего стола. И так же незаметно их замещали другие, и я не сразу заметила, что они не такие приятные, или не совсем приятные, или совсем неприятные. А точнее говоря — противные. Противные морды «нужников», влиятельных нужных людей, оседали за нашим столом. Это были какие-то редакторы, заместители начальников управлений, художественные руководители, люди неприятные, но со связями; которые должны были помочь Витечке сделать наконец большой скачок. Невооруженным взглядом было видно, какие у них противные морды, но Витечка, с той же искренностью, с какой он жил в своем рекламном киномире, провозглашал свой неизменный тост, все с той же страстью и сердечной верой: за то, что в нашем застолье нет ни одной противной морды!
Мне любопытно было бы понять сейчас: действительно Витечка не видел, что приятные морды заменились на противные? Или это было ему безразлично?
Наверное, не видел. Ведь тост всегда очень нравился противным мордам, они аплодировали ему и лезли целоваться. Они-то, наверняка, не считали себя противными.
Все-таки, как художник и режиссер, Витечка был последовательным адептом системы Станиславского. Он мне всегда объяснял, что вся система Станиславского может быть сведена к формуле: «Искренняя вера в предполагаемые обстоятельства». И только сейчас я стала понимать, что он и со мной прожил жизнь по этой системе. Он искренне верил в предполагаемые обстоятельства нашего счастья. А потом закрыл спектакль, отменил весь репертуар, разрушил театр и ушел...
Я встала, чтобы подогреть чайник, и вдруг услышала щелчок замка и скрип открывающейся входной двери. У меня замерло сердце: кто это может быть? Я вышла в прихожую — на пороге стоял Витечка. В руках у него был сверток и цветы. Ай да номер!
— Здравствуй, Ириска, — сказал он ласково и приветливо улыбнулся, будто мы расстались час назад.
— Здравствуй, Витечка, — сказала я, а голоса было почти не слышно.
— Я тебя очень рад видеть, — сказал он с максимально видимой искренностью, потому что, наверное, у меня сейчас была приятная морда. А может быть, противная, но как режиссер он считал правильным, чтобы у меня была сейчас морда приятная.
Он скинул куртку, подошел ко мне, сунул мне в руки цветы и поцеловал меня в щеку братским поцелуем комнатной температуры. Я отстранилась слегка, а он, не замечая этого, взял меня за руку и повел на кухню. И я пошла за ним. Мы уселись за стол, и он положил на край сверток.
— Это я Сережке купил гитару. Я знаю, что он давно очень хотел...
Я смотрела на него взглядом следователя Бурмистрова.
— Ты бы лучше купил ему сапоги на осень!
— Почему лучше? Не вижу противоречия, — засмеялся Витечка и с треском стал срывать бумагу с гитары. — На сапогах молодые люди не играют, а в гитарах не ходят по лужам. Сапоги купим отдельно. Это не проблема. Я пришел поговорить по более серьезному делу...
— Не сомневаюсь, — хмыкнула я. — По пустякам ты бы не стал меня беспокоить...
— Не надо, Ириска, не иронизируй. Не до шуток нам. Мне сказали, что у тебя есть мужчина... Довольно быстро, я бы сказал...
Я не могла понять, хорохорится он или ему действительно наплевать, что у меня есть мужчина. Забавно, что моя репутация верной жены рухнула раньше, чем мое целомудрие.
— А кто же это тебе сообщил? — спросила я тихо, наливаясь злостью, как цементом.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.