Он распределил обязанности: одни отвечали за стулья, другие — за аппаратуру, третьи — за порядок, четвертые — за афишу. Дал три дня на то, чтоб «тряхнули мозгами». Через три дня явился только один со смятым листом бумаги в руке — проектом афиши. Читая не очень грамотный, но задорный, с грубоватым юмором текст, Жданов от души радовался вслух: «Здорово закроено! Только надо писать не «мераж», а «мираж». Годится!»
Мальчишка удивился: «Надо же! Я ведь со скуки... Я думал, вы нас на понт берете». Но больше никто так и не пришел. Все привычно и без особых надежд ждали «мероприятия». Он легонечко подталкивал: как думаете, стулья где лучше поставить? Кто будет встречать у входа в . зал?' Решайте! С какой музыки лучше начинать? Составляйте «хит-парад». Зашевелились. С натугой от непривычки, стесняясь друг друга...
И все-таки что-то сдвинулось именно после этой дискотеки. Кончив отплясывать — учитель веселился наравне со всеми, показывал, к общему восторгу, самые современные коленца и па, — ребята, как-то стихийно собравшись, пошли его провожать. Тихая ночь зажгла свои небесные фонари. «Ух! Звезда! Смотрите, как включенная фара у КамАЗа, — сказал кто-то из мальчишек, дернув его за рукав. Учитель посмотрел, привычно поправил: «Не звезда, а планета. Юпитер. А знаете что? Придем сюда с телескопом? Урок проведем ночью». «Да не разрешат, Андрей Юрьевич». «А мы секретно...» Секретно? Это да!.. И они пришли!..
Теперь после уроков группу не так стремительно выносило из класса. Двое или трое еще долго ошивались возле Жданова, обсуждая новости.
«Оля на уроки сегодня не пошла. Сапоги новые у нее в общежитии украли». «У Кольки с первого курса «старички» куртку и сумку заначили, он пожаловался, а теперь не знает, куда бежать». Расспрашивали о музыке. Об армейской службе. О том, почему все так пьют и воруют кругом и почему жить невесело.
Сближение происходило медленно, но оно шло, и это было главным. Самый успевающий его ученик, сметливый Андрюша, после ответственной контрольной по физике вдруг сдал пустой листок. «В чем дело, Андрюша?» «Некогда было писать. Я все думал над одной вашей неточностью по теме «Температура» и набросал вам более удачный вариант».
Ни больше ни меньше! Жданов не знал, что ответить. Машинально взял исписанный клочок бумаги. Прежде отчитал бы, «поставил на место». Теперь сказал: «Спасибо за помощь, коллега, но контрольную-то надо выполнить, а?» «Да сделаем, это не вопрос, — солидно успокоил ученик. — Главное, чтоб вы учли...»
Мальчишка — это было совершенно очевидно — перешерстил кучу литературы, желая «доказать» учителю. Если объективно — здорово же! Если субъективно — все-таки досадно... Позже Жданов наткнулся у Амонашвили на размышления о пользе запланированной ошибки — для развития критического мышления учеников — и начал время от времени специально вкрапливать «лукавые оговорки», предупреждал, что они будут, просил «ловить» его, и это всегда имело бурный успех, обостряло внимание, вносило элемент игры, азарта, будило мысль, любознательность.
Между тем новый курс учителя Жданова раздражал старую Преподавательскую куда сильней, чем его клетчатые «бананы» и модные галстуки.
Однажды кто-то из коллег застал Андрея с малярной кистью в руке. Под критическим взором будущих маляров он пытался ровно провести на стене сначала одну вертикальную линию — потемней, потом другую — побледнев. Идея была в том, что такие — в физике они называются интерференционные — линии, если ими покрыть стены, зрительно «уберут» неровности и шероховатости штукатурных работ. Ученицы, работавшие рядом, заставляли учителя по нескольку раз переделывать работу. Пыхтел, старался, переделывал. «Унижал свой авторитет», — по мнению шокированных коллег. А то, что в процессе работы девчонкам открылось наконец понятие интерференции света, и то, что в самое уместное время удалось прочитать им мини-лекцию о соотношении цвета стен и освещенности жилья, никого не тронуло. Старая Преподавательская могла порой, растрогавшись, купить «сироткам» гребенку или варежки, но «стать на одну доску с учеником»?
Особенно раздражало «старейшин» начавшееся, опять-таки с легкой руки Андрея Юрьевича, вторжение музыки в учебную крепость: «Скоро без «Модерн токинга» ни педсовет, ни комсомольское собрание не проведешь! И кому пожаловаться? Новому директору — Хмелеву Е. П. ? Так он — батюшки! — сам на синтезаторе, или как его там, играет. Про Жданова и говорить нечего. У него утром на астрономию под Вивальди входят, чтобы «космосом веяло», а вечером в дискотеке брейкуют, как одержимые. «Зачем это нужно?» — так они высказывались.
Что такое музыка для учителя Жданова? Удачно найденный стимулянт учебного процесса? Эмоциональная взятка за внимание? Нет же! Он знает, он верит: это новый, не всеми понятый язык, не зная которого учитель остается чужестранцем в стране подростков. Язык нового поколения, поколения самого Жданова.
Одно дело — романтизм устремлений. Другое — учительские будни.
«Скромней надо молодежи быть, мнения свои сдерживать при себе», — так говорила старая Преподавательская, глядя мимо учителя Жданова, но адресуясь именно к нему. Жаловалась она и корреспонденту, воспользовавшись оказией:
«Раз уж приехали, так напишите про наши трудности. Каторжная работа. На урок идешь, как на подвиг. Один Жданов и насвистывает победные марши — другим назло. Нашим-то отборным трудно что-то вдолбить... Включаешь на перемене песни комсомольские, а они вниз, на улицу — брысь... Про дискотеку по физике уже слышали? Ждановские фокусы, конечно... Вот так: между «Пинк Флойд» и Аллой Пугачевой с задачниками втискиваемся, проблемы радиолокации разбираем. Нет, так оставлять нельзя».
Учитель Жданов идет с женой на концерт, прихватывает с собой двух повстречавшихся учеников, и завтра же в Преподавательской обсуждают, этично ли это. Андрей Юрьевич поощряет диспуты — Преподавательская обсуждает тревожные новости: сегодня афиша диспута о «Бермудском треугольнике» сообщает, что «учителя А. Ю. Жданова можно атаковать вопросами» — и пусть бы, раз ему нравится. Но ведь завтра начнут атаковать других — прямо на уроке и не о Бермудском треугольнике, а «почему не хватает колбасы или зачем строить АЭС после взрыва в Чернобыле»? И как тогда?!
Можно догадаться, в какой атмосфере приходится дышать молодому учителю. Право уважать ученика и работать с ним сообща приходится отстаивать каждый божий день.
Когда Жданов встал на открытом партийном собрании, посвященном улучшению педагогической работы, и внес скромные, конкретные предложения — например, исключить из лексикона всех работников училища привычные им слова «дебилы», «вороны», «дуры» применительно к учащимся, а также прекратить ссылки на «контингент» и тем самым сделать первый вклад в педагогику сотрудничества, — поднялось такое!..
Маленькая речь на партсобрании произвела впечатление взрыва. Но небесполезного. Он расколол педколлектив на оскорбленных «старейшин» и объявивших, наконец, открыто свою позицию «молодых», а их в СПТУ №.29 уже немало: С. Ковалева, Н. Маркова, Е. Ветошкин, Л. Гвердцители... Как важно всегда — начать. Встать первым...
Вместе с ребятами и лаборанткой Герой Федоровной Жданов создал из грязной, пустовавшей комнаты нарядный, веселый и толково обустроенный физкабинет. Но именно этот кабинет то и дело «сдавали» под нужды мероприятий районного масштаба, предоставляя Жданову искать другое место для уроков. Намыкавшись с женой и двумя детьми в коммуналке, он выменял крохотную квартирку на первом этаже отнюдь не роскошного дома, и тут же полетели анонимки: добыл жилье по блату. Ученики, не успевающие почти по всем предметам, получали пятерки по физике или астрономии, — шли толки о сговоре Жданова с учениками против Преподавательской.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.