Нет прямых доказательств, что Николай I учитывал это обстоятельство. Но объективно – учитывал. Жизнь в Сибири для многих декабристов, хоть и дворян, но не очень богатых, без связей, без родственников, стала двойным испытанием. И если первым из них было изгнание, то вторым – труд. Да, да, самый настоящий, обыкновенный труд. Работа.
Правда, казна давала кое-какие деньжонки на содержание декабристам. Но это были крохи. Так, для поддержания внешней видимости: все-таки дворяне, хоть и лишенные сословного звания. А по существу, каждый должен был жить, как может. Есть родственники, состояние – пусть помогают, хотя и ограниченно. А нет – пусть работают, зарабатывают себе на хлеб.
Царизм хотел вытряхнуть свободомыслие из голов декабристов и таким путем.
И тут декабризм расслоился.
Одни жили неплохо и в Сибири: помощь состоятельных родственников. Другие – и тут, мне кажется, определился демократизм этих декабристов, их близость к народу, к народной жизни, к труду – стали зарабатывать на хлеб своими руками. Третьи не имели богатых родственников и, к сожалению, не умели работать физически. Эти выходили на новый круг дантова ада.
Им предстояли новые испытания – нравственные и физические. Но и эти поступали по-разному. Отчаявшись, иные просились в солдаты на Кавказ – под пули, на верную смерть. Там, на мысе Адлер, погиб талантливый писатель, ближайший друг Рылеева Александр Бестужев-Марлинский. Другие – среди них был Кюхельбекер – подчинялись течению жизни, и жизнь их была печальна...
(Устраненный, живущий не реалиями жизни, но памятью и возвышенными идеалами, бедный Кюхля попадает в ярмо сибирского быта. Живет в бане у брата – там ждут не нахлебника, а помощника, но помочь Вильгельм ничем не может. Он пишет стихи. Просит родных хлопотать перед все тем же великим князем Михаилом о позволении печатать произведения – такое мог придумать только Кюхля... Единственный, кто ему помогает, – Пушкин. Анонимно печатает часть «Ижорского», поэтической мистерии Кюхельбекера. Бесконечно благодарный, Вильгельм непрестанно думает о Пушкине. Пушкин для него единственный светоч – и литературный и человеческий.
Из Сибири шлет он Пушкину традиционные стихи к 19 октября, дню лицейской годовщины.
Чьи резче всех рисуются черты
Пред взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут... Песнопевец, это ты!
Твой образ – свет мне в море темноты.
Твои живые, вещие мечты
Меня не забывали в ту годину,
Когда, уединен, ты пил кручину.
Когда ты и, как некогда Назон,
К родному граду простирал объятья,
И над Невою встрепетали братья,
Услышав гармонический твой стон:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Василий Филиппович ВАСЮТИН, делегат III съезда РКСМ, секретарь ЦК РКСМ в 1923–1924 годах, профессор Высшей партийной школы при ЦК КПСС, и Виктор ДЬЯЧКОВ, рабочий производственного объединения «Буревестник», член Центральной ревизионной комиссии ВЛКСМ.