Картина «Плот «Медузы»

Эта картина, грандиозная по трагическому накалу, по силе выплеснутых на полотно чувств — надежда, горечь, страх смерти, жажда жизни, — положила начало романтизму в западноевропейской живописи. Молодой художник Теодор Жерико создал поистине гениальное творение, в котором историки культуры находят не только черты романтизма, но и истоки философии экзистенциализма, захватившего Европу в ХХ веке. Впервые в мировом искусстве Жерико удалось показать человека на грани жизни и смерти.

Летом 1806 года вся Франция только и говорила, что о страшном кораблекрушении, постигшем фрегат «Медуза». Корабль, в сопровождении корвета «Эхо», флейты «Луара» и брига «Аргус», возглавлял флотилию, направлявшуюся в Сенегал. На борту судна находились губернатор африканской колонии и его свита, всего около 400 человек!

Капитан, некто Гуго Дюруа де Шаморе, перед отплытием получил указание постараться успеть достичь цели — Сенегала — до наступления сезона дождей. Денег на снаряжение кораблей не хватало, флотилия была далеко не в лучшем состоянии. Это привело к тому, что 2 июля «Медузу» выбросило на песчаную отмель в 120 километрах от африканских берегов, недалеко от мыса Блан.

На воду тут же спустили шлюпки, на которых разместились высшие чины и высокопоставленные пассажиры — и среди них сам капитан и губернатор со свитой. Остальные, — их было более 150 человек, большей частью матросы, младшие офицеры и женщины, — погрузились на плот размером 20х7 метров, который корабельные плотники под руководством инженера Корреара соорудили с помощью мачт и рей. Плот должен был двигаться на буксире за лодками. Однако в море канаты оборвались, а может, были просто обрублены, и люди на плоту остались в бушующем океане один на один со стихией, без запасов питья и продовольствия.

Вскоре плот был устлан человеческими останками — смердящими на жаре трупами, покрытыми язвами смертельной тропической болезни. От слабых быстро избавились — они падали за борт сами, или им помогали. Умерших от голода тут же съедали их обезумевшие товарищи по несчастью. К 11 июля на плоту оставалось в живых всего пятнадцать человек. 17 июля один из несчастных вдруг увидел на горизонте парус — это «Аргус» шел им на помощь…

Капитана «Медузы» приговорили к разжалованию и трем годам тюрьмы. Инженер Корреар и доктор Савиньи, двое из пятнадцати спасенных, опубликовали книгу «Кораблекрушение фрегата «Медуза», в которой честно и откровенно рассказали о пережитой ими трагедии. (Книгу эту власти быстро запретили.)

Эта история взволновала Теодора Жерико — романтичного, порывистого, остро чувствующего несчастья ближних, чуткого ко всему, что происходило в обществе. В 1818 году он как раз вернулся в Париж из Италии и страстно искал сюжет, в котором мог бы выразить обуревавшие его идеи. Двадцатисемилетний живописец уже многое успел — ученик известных парижских мастеров Верне и Герена выставлялся в Салоне, и многие запомнили его «Офицера конных егерей, идущего в атаку» и «Раненого кирасира, покидающего поле боя».

Жерико только что закончил потрясающий «Бег свободных лошадей в Риме», написал портрет своего друга Эжена Делакруа, создал серию выразительнейших портретов душевнобольных, обитателей клиники Сальпетриер. Но это все же не то, что ему нужно — он ищет тему, с помощью которой сможет выразить все, что думает о людях, о жизни и смерти. И сюжет с «Медузой» оказывается очень кстати.

Жерико мучительно ищет композицию — делает многочисленные рисунки, акварели и даже маленькие картины, изображая различные моменты трагедии. Наконец, художник находит решение — он покажет на своей картине счастливое спасение — момент, когда на горизонте показался парус «Аргуса», и в душах отчаявшихся людей вновь зародилась надежда.

Жерико знакомится с Савиньи и Корреаром, разыскивает других уцелевших участников трагедии, выясняет страшные подробности, не вошедшие, по соображениям цензуры, в книгу. Даже находит плотника с «Медузы», заказывает ему макет плота и расставляет восковые фигурки своих героев на нем! А затем едет в Гавр — писать открытое море, шторм. Его картина должна стать эпизодом подлинной драмы.

Ему позируют актеры и профессиональные модели, друзья и знакомые. Среди них — молодой Делакруа (Жерико изобразил его лежащим ничком на плоту рядом с отцом и умирающим сыном). Отцом «стал» приятель художника по имени Лебрен. Встретив его, только что оправившегося после желтухи, Жерико просто счастлив: цвет лица Лебрена был таков, что деревенские жители не брали его на постой из боязни, что он умрет у них в доме. Художник же сказал: «Как вы прекрасны!» и тут же повел больного в свою мастерскую.

Кстати, в это время Жерико как раз меняет мастерскую. Новое место работы располагается рядом с больницей Божон. Теодор договаривается с ее санитарами и получает доступ в анатомичку, где делает необходимые ему наброски разных частей тел.

В ноябре 1818 года Жерико запирается у себя в мастерской и обривает голову, чтобы отсечь все возможности выхода в люди. Теперь все его существование сосредоточено на картине — она огромна, семь метров в ширину и пять в высоту. С утра до вечера он пишет это полотно, и так в течение восьми месяцев. Постепенно трагический эпизод приобретает под его кистью глубину обобщения. Недаром историк Мишле писал о картине Жерико: «Это сама Франция. Это наше общество погружено на плот «Медузы». Но картина Жерико оказалась даже шире, чем судьба Франции в эпоху реставрации. И сегодня, когда мы все понимаем, сколь хрупка жизнь на нашей планете, она актуальна, как никогда.

25 августа 1819 года «Плот «Медузы» был выставлен в Салоне. На фоне умиротворенных картин на религиозные сюжеты и сентиментальных сцен из жизни королевской семьи, пропитанных верноподданническим духом и написанных в академическом стиле, полотно Жерико произвело эффект разорвавшейся бомбы. Память о трагедии «Медузы» еще была жива в памяти французов, люди помнили о недостойном поведении властей. Неудивительно, что в Париже говорили только о картине Жерико.

…Кругом — бурное море, на небе — темные тяжелые тучи. На плоту еще остаются двенадцать мужчин, правда, пять из них уже умерли или умирают от непереносимых лишений. На первом плане картины — отец, держащий на коленях умирающего сына. Справа и слева от них — трупы. Ослабевший матрос пытается подняться, но ему мешает упавшее на него тело. Рядом — трое несчастных, среди которых — гардемарин, пристально смотрящий вдаль.

Слева, в тени полуразрушенной палатки, четыре персонажа — врач Савиньи и инженер Корреар, рядом с ними обезумевший человек дико смеется каким-то своим видениям, а позади другой держит голову двумя руками. Справа, со стороны открытого моря, трое несчастных пытаются привлечь внимание появившегося на горизонте «Аргуса». В этом царстве смерти появилась надежда.

Да, недаром Жерико столько времени проводил в Сикстинской капелле, застыв в восхищении перед гениальными созданиями великого Микеланджело! Тела героев Жерико выпуклы, осязаемы, скульптурны. В этой картине явно видно влияние титанов итальянского Возрождения.

Но публика и критика еще не были готовы воспринять это страстное и правдивое художественное высказывание, столь новаторское по стилю и накалу страстей. Картину Жерико встретили в штыки. Более того, власти постарались отмести любой намек на недавнюю трагедию, и картину записали как «Сцена кораблекрушения».

Жерико был страшно оскорблен. Он столько вложил в эту работу, а она оказалась никому не нужна! Прошло некоторое время, и Жерико предложили показать картину в Англии — в стране моряков обязательно оценят его творение, убеждали друзья.

В Англии картина имела невероятный успех. Ее выставляли во всех крупных городах страны. Жерико был счастлив. Успех, пережитый в Англии, вдохновил его на создание новых замечательных работ — серию литографий и великолепную картину «Скачки в Эпсоме». Кроме живописи, он больше всего любил лошадей, и эта любовь выразилась в картине — глядя на нее, так и чувствуешь азарт состязаний, свободу, движение, полет.

Посмотрите галерею

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

читайте также

• Любимая картина Хемингуэя, №1732, февраль 2009, Ирина Опимах, Александра Кулик
• Красавица Аврора, №1734, апрель 2009, Ирина Опимах
• Русская муза Матисса, №1740, октябрь 2009, Ирина Опимах
• Антверпенская красавица, №1739, сентябрь 2009, Ирина Опимах

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.