— Меня аж пот прошиб, — сознался Грабок. — Ничего не скажешь, нога что надо, на ее месте я бы мини-юбки носил, а не эти шторы. Хотелось бы узнать, у какой старушенции она их одолжила.
В Киренске никаких происшествий не произошло. Прослушав от бортпроводницы лекцию на тему, как нужно вести себя при выходе из самолета, пассажиры не спеша, один за другим сошли на землю и потянулись к вокзалу с тайной надеждой раздобыть что-нибудь в буфете.
Орешкина помогла спуститься на землю бабке и, увидев, что ее никто не встречает, решила помочь, схватила тяжелый чемодан и, согнувшись, понесла его к вокзалу.
— Замаливает грех, — сказал второй пилот Торгашову, ткнув пальцем в стекло. — Так недолго и грыжу нажить. Пассажиров вон сколько, за всеми не перетаскаешь.
В это время из-под самолета раздался громкий голос Грабка.
— Анна Николаевна, ну сколько можно повторять, — укоризненно сказал он, — носить чемоданы не входит в обязанности бортпроводницы. Кто за тебя будет охранять дорожку, она, как минимум, две сотни стоит. А помощники найдутся. Вон Дима свободен.
— Почему я? — мельком глянув на командира, пожал плечами Огурцов. — Я носильщиком не нанимался.
— Мужчина ты или так, одна видимость? — давил на психику второго пилота Грабок. — Я бы сам помог, да самолет заправлять надо. А ты выходной.
— Сходи, Дима, помоги, — попросил командир Огурцова.
— Дела, — протянул второй пилот. — Полетаем с этой чудой день-другой, глядишь, вокруг пассажиров плясать начнем. К тому дело идет.
«Не начнем, — с непонятным для себя сожалением подумал Торгашов. — Через несколько полетов Орешкина будет другой. Все то хорошее, с чем она пришла в авиацию, она сама спрячет в себе, заткнет в дальний угол, потому что везде, в любом деле не любят белых ворон, чтоб избежать насмешек, нужно жить и делать, как все, не высовываясь, но и не отставая, и она это быстро поймет. Огурцов даже не представляет, как скоро это произойдет. Когда он вот так же бросался помогать — таскал чемоданы, а потом в городе искал глазами своих пассажиров, пока не понял, что ищет вчерашний день — они забывают экипаж, едва ступят на землю. Да и пассажиры пошли не те. Его первый командир Борис Глухарев, начавший летать еще до войны, как-то жаловался: раньше, бывало, после посадки подскакивает к тебе пассажир, раскрывает портсигар — извольте прикурить. А теперь наоборот, достанешь пачку папирос, пассажир тут как тут — не дадите ли закурить».
В Нюрбе, где им полагалась замена, летчики оставили Орешкину сдавать почту, а сами отправились 8 пилотскую. Гостиница расположилась в березовой роще, до нее от стоянки было что-то около километра. Минут через тридцать смотрят, Орешкина тащится к пилотской, в одной руке питьевой бачок, в другой свернутая в рулон самолетная дорожка. Пройдет немного, остановится, отдохнет и короткими, метров по пятьдесят, перебежками приближается к гостинице.
Со стороны аэровокзала за бортпроводницей наблюдали пассажиры, чем-то помочь они не могли, выходить на летное поле не разрешалось. Со стороны стоянок ей что-то кричали техники, видимо, предлагали свою помощь, но она даже бровью не вела: по инструкции материальные ценности доверять другим лицам строго воспрещалось.
— Да что она, сдурела? — свистящим шепотом протянул Грабок. — Я же пошутил. Нет, видел я дурочек, но эта, — бортмеханик покрутил около виска пальцем, — с дипломом.
— Ну вот что, шутник. Иди и отнеси все обратно, — хмуро сказал Торгашов. — Да побыстрее, не то осрамишь девушку.
Выругавшись, Грабок перепрыгнул через забор и, цепляя на брюки репейник, прямиком дунул к Орешкиной спасать свою, а вместе с ней и репутацию всей службы бортпроводников.
В гостинице было отведено две комнаты, одна для бортпроводниц, другая для пилотов. Разделяла их фанерная перегородка. Столовая закрывалась рано, Торгашов позвал Орешкину на ужин, но она отказалась. Поняв, что ее разыграли, молча, не поворачивая головы, прошла к себе в комнату. Пообедав и поужинав одновременно, летчики вернулись в гостиницу и легли отдыхать.
Через час Торгашова разбудил скрип открываемой двери. Он открыл глаза — дверь захлопнулась. В комнате было еще светло, и, полежав немного, он оделся и вышел на свежий воздух. Вокруг гостиницы, прихваченные заморозком, стояли невысокие, одна к одной, березки. Обшитая листовым железом крыша пилотской гостиницы уставилась в сиреневую стынь неба, вдоль забора лежал деревянный тротуарчик, на боках которого цепко держалась, наверное, еще с лета утоптанная до каменной твердости желтоватая глина. Понизу вдоль тротуара белой оборкой лежал первый нерастаявший снег.
За углом послышались шаги, оглянувшись, Торгашов увидел Анну Николаевну, она собирала опавшие листья.
— Домой отвезу, пусть братишка посмотрит, — поймав его взгляд, пояснила она.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Командировка по письму читателя
Комсомол и перестройка
В школу-интернат пришел новый директор — молодой, энергичный, стремящийся улучшить жизнь детей