— Ой, что вы, конечно, проверяли. Все строго.
— А ты, видно, хорошо поешь.
— А вы откуда узнали? — польщенная, улыбнулась Орешкина.
— Да уж догадался, — с головы до ног оглядев бортпроводницу, усмехнулся бортмеханик, — ноги как у канарейки.
По инерции Орешкина еще продолжала улыбаться, видно, еще не до конца дошел до нее смысл сказанного, но в следующее мгновение откуда-то из бездонной глубины глаз выпрыгнули слезы.
— Как вы сказали?! — свистящим шепотом произнесла она. — У канарейки? Птичьи, значит? Да что ты, — от потрясения Орешкина пошла на короткое сближение, но тут же поправилась, — что вы понимаете? У меня нормальные ноги. Смотрите!
Прямо перед носом Грабка взметнулась синяя юбка, и, уткнувшись в спинку сиденья остренькой туфелькой, Орешкина вытянула затянутую в серую паутинку колготок ногу. Произошло это мгновенно, Торгашов даже не успел вмешаться. Одернув юбку и пристукнув об пол каблучками, бортпроводница быстро развернулась и плечом начала биться в дверь, пытаясь выскочить из кабины. Грабок потянулся к двери, намереваясь открыть защелку, но Орешкина шарахнулась от него в сторону.
— Александр Никитич, — в голосе Торгашова зазвучали металлические нотки, — извинись!
— Да че, я ниче, я не хотел, — смущенно забормотал Грабок. — Анна Николаевна, прости, чего в нашей работе не бывает. Ты учти, если бы я не подпер самолет плечом, то мы бы точно упали на хвост. Пока ты бабке в самолет помогала подняться, я его, как Атлант, на себе держал.
— Спасибо, — швыркнув носом, ответила Орешкина. Как известно, кто быстро вскипает, тот быстро и остывает.
Вытерев платочком глаза, Орешкина на минуту вышла к пассажирам, затем вновь вернулась в пилотскую кабину. На радостях, что ему так легко сошло с рук, Грабок пообещал ей показать новый кроссворд.
— Вот что, будешь в Киренске пассажиров высаживать, гляди, чтоб они у тебя опять в хвосте не скопились, — доставая из портфеля пачку старых журналов, сказал он. — Если кто в хвосте задержится, ты коленкой или тем местом, которым в самолет не пускала. У тебя, я видел, неплохо получается.
— Александр Никитич, ты бы лучше за приборами последил, — предостерегающе сказал Торгашов, — не то придется опять извиняться.
— Да я, товарищ командир, ей технику безопасности напоминаю. Думаю, пригодится. Как ты считаешь, Анна Николаевна?
— Да вы не шутите, я и так сегодня страху натерпелась. Говорю: входить по одному. А они точно с ума сошли.
— В следующий раз будешь умнее, — назидательно сказал Грабок. — А если бы упали на хвост? Ты учти, тогда бы с тебя высчитали за ремонт. Представь, сколько стоит самолет.
— Вы меня, Александр Никитич, не пугайте, — сделав круглые глаза, замахала руками Орешкина.
— И вообще, — бортмеханик вошел в роль наставника, — запомни: за все, что находится в самолете, ты несешь материальную ответственность. За дорожку, питьевой бачок, чехлы. Пассажиры, они, сама видела, какие. Пока ты здесь с нами разговариваешь, может, уже дорожку свернули, а тебе скажут — не было. Ищи потом по рюкзакам.
— Ой, чего это я тут с вами заболталась! — не на шутку испугалась Орешкина. — Пойду к себе. — Она взяла у Грабка журналы и ушла в пассажирский салон.
— Как она тебя? — скосил на Грабка глаза второй пилот.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседа с директором НИИ нормальной физиологии академиком АМН СССР К. В. Судаковым
Комсомол и перестройка