– Ишь, че вспомнил! Футлик его фамилия. Э-эх, Футлик-метлик! – рассеянно глядя куда-то, вздохнула она. – Ему баба знаешь какая нужна? Во! – раскинула Ксения руки. – И чтобы барахло меняла, золото скупала... А я? – Она огляделась вокруг. – Папа не прилетит, Федор уедет, все тут промотаю и к маме дерну, санитаркой, санпоезд...
– С такими ручками только урыльники и таскать!..
– А че ручки? – Ксения посмотрела на свои руки, вытянув их перед собой, точно слепая. – Потренируюсь – и порядок! Я так-то здоровая, только ленивая... Так какое горе-то? Болезнь?
Она помолчала, выслушав меня, затем тряхнула рукав моей гимнастерки:
– Держись!
– Ну, ладно. Мне пора! – заторопился я. – А то товарищ сержант...
– Да поговори ты со мной еще, о славный железнодорожник! Хоть про рельсы, хоть про паровозы... С сержантом я все улажу...
Застегнув все еще картошкой пахнущую телогрейку, с которой сыпался крахмал, я протянул Ксении руку:
– Спасибо за хлеб-соль!
– Серьезный вы человек, товарищ боец! – Не подавая руки, Ксения быстро спросила: – Кто твой любимый герой? Скоренько! Не раздумывая.
– Допустим, Рудин! – усмехнулся я.
– О-о, сударь! Вы меня убиваете! Дмитрия Николаевича я полюбила и бросила еще в школьном возрасте! – Опершись спиной на косяк двери, она прикрыла глаза и без форса начала читать: – «Вошел человек лет тридцати пяти; высокого роста, несколько сутуловатый, курчавый, смуглый, с лицом неправильным, но выразительным и умным, с жидким блеском в быстрых темно-серых глазах, с прямым широким носом и красиво очерченными губами. Платье на нем было не ново и узко, словно он из него вырос». Ну, как? – Ксения кулаком постучала себя в темечко. – Варит котелок?
Когда она читала, перекос ее губ и надменный прищур были заметней, в не совсем закрытом глазу белела простоквашная мякоть, отчего лицо становилось несколько уродливым, и меня, такого неотесанного, корявого, в себе самом зажатого, это как бы сближало с нею, придавало смелости.
– А как насчет Фомы-ягненка? – подсидел я собеседницу.
– Фи, допризывник! Я ему про Ерему, а он мне про Фому! Из вашей деревни, небось?
– Сама-то ты деревня!
– Подожди! – Ксения ушла в комнаты и вернулась с богато изданной книгой. – На! Насовсем! Бери, бери! Там наш адрес. Может, напишешь мне о боевых подвигах? Напишешь, а?
Я не шел на пересылку, меня несло по городу. Случилось! Случилось! Я встретил девушку, какую мечтал встретить, и хотя заранее знал, что она так и останется мечтой, но «Рудин»-то со мною будет, он мне напомнит о том, что она, эта так необходимая мне встреча, была на самом деле, и долго я буду жить ощущением нечаянно доставшегося мне счастья. А девушка будет жить где-то, с кем-то своей жизнью, неведомой мне, и в то же время останется со мной навсегда. Как прекрасно устроен человек! Какой великий дар ему даден – память!
Федя Россохин повертел «Рудина» в руках и скуксился:
– Подарила так подарила...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.