– Свидания! Звините! Паси бох! Свидания! Звините! Паси бох!.. Заскребло, стиснуло мое простудное горло.

Мужики допили самогонку, наревелись, успокоились. Праздно положив руки на колени, расселись они на нижней полке. Прилепилась на краешек полки и женщина, терпеливо дожидаясь конца. Так и не успела она ни разу заплакать, заботы о мужиках не оставляли времени на слезы.

– Ну вот... пиши... почашшэ!.. – тяготясь молчанием, придумывая, что бы сделать ему, родителю, всегда и во всем главному в доме, знавшему, что и как должно в нем и в семье быть. – И помни дедов завет: сердцем копья у недруга не переломишь, дак всякой-то пуле голову не подставляй... сам себя не обережешь, никто не обережет... Ах, мать-то не пришла, нету матери... Не отпустили с работы. Военно положенье... Э-эх! – Мужик поглядел в окно, и у него до шепота осел голос. – Нету, нету ма-тери-то... – Знал мужик, будь сейчас мать, легче бы всем было, ему-то уж непременно легче, свалил бы с себя тяжесть, мать голосила бы, он бы на нее прикрикивал...

Заморенных, давно спиртного не пивших мужиков развезло. Промазывая пальцами, допризывник жал на басы и ревел все одно и то же, вместе с отцом и шурином: «Вот тронулся поёс, вот тронулся поёс, вот тронулся поёс и рухнулся мое...» И маленькая девочка, схватившись за ногу дяди, по-прежнему никакого на нее внимания не обращавшего, все твердила и твердила: « Свидания! Звините! Паси бох! Свидания! Звините! Паси бох!..»

В вагоне сделалось содомно – грузились вояки. Даже для меня неожиданно, допризывник остался один на просторной скамье и, отвесив губу, сидел, от выпивки тупой, потерянный, недоумевающий. Что-то вспомнив, подобрался, поглядел направо, обвел взглядом вагон, задержался глазами на окне и заплакал, да так, излившись слезами, и уснул в уголке, за обшарпанным столиком – первая разлука с семьей, с родным домом...

Доведется ли возвратиться? Э-эх, нету выпивки! Саданул бы и я кружку-другую – сосет у меня в груди, подмывает мое, тревогами и бедами клеймёное, валеное, тертое, мятое, живое – полосатое сердчишко.

Я достал из мешка булку хлеба, отворотил от нее ломоть, вылил остатки масла на хлеб, посолил крупной солью, поел, сходил к цинковому вагонному бачку, напился воды и скоро уснул.

Пробудился ночью, далеко от Красноярска. В вагоне было тихо и мрачно, лишь храп и пьяный бред нарушали вагонный покой и душный его уют:

Я свесился с полки к окну. В щели окна сквозило прелым осенним холодом, за окном бесконечно развертывалась плотная лента лесов, тяжелое осеннее небо почти не отделялось от непроглядной, отчужденной, тесно сомкнувшейся тайги.

И оттуда, из-за вагонного окна, из иного мира, пугающего холодной пустотой, словно разгоняя с пути нечистую силу, испуганно кричал паровоз: «Свидання-а-а-а!» А внизу, под вагоном, как бы извиняясь за слишком громкий рев паровоза, колеса, сдваивая, угодливо частили: «Паси-бох! Паси-бох! Паси-бох!»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.