Американский успех советского режиссера
Если спросить русского зрителя о том, кто такой Слава Цукерман, вышеобозначенный зритель, скорее всего, пожмет плечами. Американский киноман, по всей вероятности, прочтет вам целую лекцию: фантасмагория «Жидкое небо» не только принесла ему награды пяти международных кинофестивалей, но и возвела Цукермана в ранг культовых фигур американского кинематографа. В этом году Цукерман выпустил фильм «Перестройка» и с удовольствием предается ностальгии.
– …Родом я из Москвы. В пору моего советского детства нас учили, что Москва – центр мира. К тому времени, когда я эмигрировал, я уже привык жить в центре мира и на другое не соглашался. Мы с женой – Ниной Керовой – обосновались в Иерусалиме, поскольку это духовный и, как некоторые считают, даже и геометрический центр мира. Потом оказалось, что для людей моего типа и профессии центром мира является Нью–Йорк, туда мы и переехали. Но у меня ощущение, что я никогда никуда не переезжал – всегда оставался в центре мира, а вот центр перемещался, вместе со мной.
– Представление о русских в Америке в мои школьные годы были только по пластинкам Вилли Токарева с Брайтона или ролях Савелия Крамарова в антисоветских фильмах. Ты же появился, как настоящий нью-йоркский модник. Как так вышло?
– По первому своему иммигрантскому опыту я понял, что режиссер, чтобы снимать хорошее кино, должен жить жизнью страны. Поэтому, прибыв из Израиля в Америку, я должен был стать американцем, а уже потом – снимать кино. Это меня не смущало: по характеру я человек толерантный и открытый ко всему новому.
– Чем ты занимался до этого? «Небо» было очередной попыткой сделать нечто серьезное или первой? Ведь телепостановка «О водевиль, водевиль!» сделала тебе имя еще в СССР?
– Имя в СССР я приобретал многоэтапно, и было это до «Водевиля». Сначала, будучи студентом строительного института, ставил капустники, тексты которых писали Хайт и Курляндский, а актерами были Геннадий Хазанов и Семен Фарада. Такие вот люди учились в строительном институте. Потом мы с другом по институту Андреем Герасимовым (теперь – ректор Высших режиссерских курсов, – прим. авт.) начали снимать «любительское» кино. Андрей был оператором, а я – режиссером и сценаристом.
Мы сняли первый в советской истории игровой «любительский» фильм «Верю Весне», который получил главный приз всесоюзного фестиваля любительских фильмов и приз в Канаде и был выпущен во всесоюзный прокат.
«Любительским» этот фильм считался в СССР, где «профессионалами» назывались только работники государственных студий. А снимали мы его по стандартам, на 35 мм, то есть, получается, что мы сняли не любительский, а первый в истории СССР независимый фильм.
Затем я поступил во ВГИК и закончил его с отличием. Был распределен на киностудию «Центрнаучфильм». Там делал, в основном, фильмы странные, совмещающие элементы разных жанров и стилей и поднимающие спорные вопросы. Иногда их запрещали, иногда давали призы на фестивалях. Их тайком показывали в академ-городках тогдашней элите – научным работникам, и они становились культовыми. Два моих фильма показывали на открытии очередного съезда компартии. Так что, имя у меня было и до «Водевиля».
Я до сих пор встречаю в Америке физиков, которые в восторге вспоминают мои фильмы того времени. В последней из моих короткометражек играл две роли Иннокентий Смоктуновский. Этот фильм был запрещен цензурой. Мне его удалось вывезти, когда мы с женой эмигрировали, и премьера его состоялась на лос-анджелесском международном кинофестивале.
Потом я ушел с «Центрнаучфильма» и снял на телевидении комедию «Водевиль про водевиль». Там играли Леонид Броневой, Леонид Каневский, Екатерина Васильева. Было так смешно, что операторы не могли снимать – падали от смеха.
Редакционный совет Центрального ТВ признал этот фильм лучшей программой года. Но в этот момент был назначен новый министр радио и телевидения – товарищ Лапиков – который и приказал фильм стереть, смыть, уничтожить. Никто возражать ему не посмел. Так что, фильма этого не существует.
А я уехал в Израиль и снимал там документальные фильмы. Первый же из них «Жили-были русские в Иерусалиме», фильм о Русской Зарубежной Православной Церкви, я снял через три месяца после приезда туда. Этот фильм получил первый приз на Всемирном фестивале телефильмов в Голливуде. Это был первый случай, когда фильм израильского ТВ получил приз. Так что, я проснулся знаменитым. Специалисты уверяли меня, что мой фильм посмотрело 40% населения страны.
Когда я приходил в клуб писателей в Тель-Авиве выпить каппучино (тогда чуть ли не единственная кофемашина в городе стояла в этом клубе), мой столик окружали писатели, предлагающие свои книги для экранизации. Но я понял, что снимать художественное кино, не пожив достаточно в стране и не войдя глубоко в ее жизнь, не могу.
Я хотел снимать художественное кино, причем интересное не только израильтянам, но и всем жителям Земли. Я уехал в Нью-Йорк и через пару-тройку лет снял «Жидкое небо».
– Когда ты делал это кино, что-то предвещало такой головокружительный успех?
– Ничего, кроме моих чувств.
– А удивило тебя, что успех оказался вне времени, долгий и практически бесконечный, как у настоящего рок-хита?
– Нет, не удивило. Ведь фильм и создавался как рок-хит.
– В какой атмосфере выходил твой фильм? Что было тогда популярно в США?
В 8-м номере читайте о нашем гениальном ученом Михаиле Васильевиче Ломоносове, об одном любопытном эпизоде из далеких времен, когда русский фрегат «Паллада» под командованием Ивана Семеновича Унковского оказался у берегов Австралии, о музе, соратнице, любящей жене поэта Андрея Вознесенского, отметившей в этом году столетний юбилей, остросюжетный роман Андрея Дышева «Троянская лошадка» и многое другое.
Декабрь 2008
Почему в России так любят главный ирландский праздник
Саша Васильев уверен, что, пока бабушки готовят по старым рецептам, связь поколений не прервется
Август 2009
Эдуард Хиль был воплощением оптимизма на советской эстраде
Кто такие роупджамперы