Американский успех советского режиссера

Если спросить русского зрителя о том, кто такой Слава Цукерман, вышеобозначенный зритель, скорее всего, пожмет плечами. Американский киноман, по всей вероятности, прочтет вам целую лекцию: фантасмагория «Жидкое небо» не только принесла ему награды пяти международных кинофестивалей, но и возвела Цукермана в ранг культовых фигур американского кинематографа. В этом году Цукерман выпустил фильм «Перестройка» и с удовольствием предается ностальгии.

– …Родом я из Москвы. В пору моего советского детства нас учили, что Москва – центр мира. К тому времени, когда я эмигрировал, я уже привык жить в центре мира и на другое не соглашался. Мы с женой – Ниной Керовой – обосновались в Иерусалиме, поскольку это духовный и, как некоторые считают, даже и геометрический центр мира. Потом оказалось, что для людей моего типа и профессии центром мира является Нью–Йорк, туда мы и переехали. Но у меня ощущение, что я никогда никуда не переезжал – всегда оставался в центре мира, а вот центр перемещался, вместе со мной.

– Представление о русских в Америке в мои школьные годы были только по пластинкам Вилли Токарева с Брайтона или ролях Савелия Крамарова в антисоветских фильмах. Ты же появился, как настоящий нью-йоркский модник. Как так вышло?

– По первому своему иммигрантскому опыту я понял, что режиссер, чтобы снимать хорошее кино, должен жить жизнью страны. Поэтому, прибыв из Израиля в Америку, я должен был стать американцем, а уже потом – снимать кино. Это меня не смущало: по характеру я человек толерантный и открытый ко всему новому.

– Чем ты занимался до этого? «Небо» было очередной попыткой сделать нечто серьезное или первой? Ведь телепостановка «О водевиль, водевиль!» сделала тебе имя еще в СССР?

– Имя в СССР я приобретал многоэтапно, и было это до «Водевиля». Сначала, будучи студентом строительного института, ставил капустники, тексты которых писали Хайт и Курляндский, а актерами были Геннадий Хазанов и Семен Фарада. Такие вот люди учились в строительном институте. Потом мы с другом по институту Андреем Герасимовым (теперь – ректор Высших режиссерских курсов, – прим. авт.) начали снимать «любительское» кино. Андрей был оператором, а я – режиссером и сценаристом.

Мы сняли первый в советской истории игровой «любительский» фильм «Верю Весне», который получил главный приз всесоюзного фестиваля любительских фильмов и приз в Канаде и был выпущен во всесоюзный прокат.

«Любительским» этот фильм считался в СССР, где «профессионалами» назывались только работники государственных студий. А снимали мы его по стандартам, на 35 мм, то есть, получается, что мы сняли не любительский, а первый в истории СССР независимый фильм.

Затем я поступил во ВГИК и закончил его с отличием. Был распределен на киностудию «Центрнаучфильм». Там делал, в основном, фильмы странные, совмещающие элементы разных жанров и стилей и поднимающие спорные вопросы. Иногда их запрещали, иногда давали призы на фестивалях. Их тайком показывали в академ-городках тогдашней элите – научным работникам, и они становились культовыми. Два моих фильма показывали на открытии очередного съезда компартии. Так что, имя у меня было и до «Водевиля».

Я до сих пор встречаю в Америке физиков, которые в восторге вспоминают мои фильмы того времени. В последней из моих короткометражек играл две роли Иннокентий Смоктуновский. Этот фильм был запрещен цензурой. Мне его удалось вывезти, когда мы с женой эмигрировали, и премьера его состоялась на лос-анджелесском международном кинофестивале.

Потом я ушел с «Центрнаучфильма» и снял на телевидении комедию «Водевиль про водевиль». Там играли Леонид Броневой, Леонид Каневский, Екатерина Васильева. Было так смешно, что операторы не могли снимать – падали от смеха.

Редакционный совет Центрального ТВ признал этот фильм лучшей программой года. Но в этот момент был назначен новый министр радио и телевидения – товарищ Лапиков – который и приказал фильм стереть, смыть, уничтожить. Никто возражать ему не посмел. Так что, фильма этого не существует.

А я уехал в Израиль и снимал там документальные фильмы. Первый же из них «Жили-были русские в Иерусалиме», фильм о Русской Зарубежной Православной Церкви, я снял через три месяца после приезда туда. Этот фильм получил первый приз на Всемирном фестивале телефильмов в Голливуде. Это был первый случай, когда фильм израильского ТВ получил приз. Так что, я проснулся знаменитым. Специалисты уверяли меня, что мой фильм посмотрело 40% населения страны.

Когда я приходил в клуб писателей в Тель-Авиве выпить каппучино (тогда чуть ли не единственная кофемашина в городе стояла в этом клубе), мой столик окружали писатели, предлагающие свои книги для экранизации. Но я понял, что снимать художественное кино, не пожив достаточно в стране и не войдя глубоко в ее жизнь, не могу.

Я хотел снимать художественное кино, причем интересное не только израильтянам, но и всем жителям Земли. Я уехал в Нью-Йорк и через пару-тройку лет снял «Жидкое небо».

– Когда ты делал это кино, что-то предвещало такой головокружительный успех?

– Ничего, кроме моих чувств.

– А удивило тебя, что успех оказался вне времени, долгий и практически бесконечный, как у настоящего рок-хита?

– Нет, не удивило. Ведь фильм и создавался как рок-хит.

– В какой атмосфере выходил твой фильм? Что было тогда популярно в США?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.