Синий шум

– Но аил перенесли?!.. Раньше он стоял выше.

– Там умер пастух... Помнишь, старик, который ездил на гнедом коне? И аил перенесли...

Да, таков обычай. Старика звали Еленчи, он вспомнил. Но он тоже не произнес вслух его имени, чтобы не тревожить духа покойного.

Танай стала снова объяснять, почему их тут только двое чабанов. Решили из каждой бригады послать еще по одному человеку на сенокос.

– Где людей взять?!. А мне нетрудно. Когда сено есть – пускай снег. Не страшно. Жалею овечек... – будто оправдываясь, проговорила она. Боялась даже вспомнить, как овцы разбивают до крови копыта во время гололедицы.

Карабаш уже слышал, что их колхоз недавно соединился с овцеводческим хозяйством, но для него было неожиданностью узнать, что Байзын был раньше председателем колхоза. Его интересовал этот человек, но Танай рассказывала о муже очень сдержанно, стыдилась Карабаша. Он понимал. Шла своя жизнь...

Давно ему не было так хорошо. Алтайская речь грела сердце, и слова лились, словно растопленный воск. Он торопился все сказать о себе, желая, чтобы Танай знала все о его жизни. «Все, что было и что не было» – как важно молвили в старину. Тогда убежал с Алтая... В городе поступил на завод, думал учиться. Но скоро началась война, и он ушел на фронт. Его пули долго не трогали и ранило только осенью сорок четвертого года, уже в Польше.

– Я все гадала на тебя – живой ты или нет? – зашептала Танай. – Ходишь ты по этой земле или нет?

– Живой... Видишь – живо-ой! Он даже встряхнул головою.

– Все жена моя. А то давно был бы в другой земле.

Ранили его, и она волочила парня по осеннему лесу, задыхалась и падала лицом в траву... Где силы взяла? Сама, как травинка.

– А ничего не помню... Только ветки машут и листья красные. Там другие деревья.

Он раскрыл ладонь: «Во-от – листья!»

Карабаш долго лежал в госпитале, и она была с ним. Девочка родилась – он все еще ходить не умеет. «А Поля-то раньше выучится ходить!» – дразнили его.

Он зажмурился от звонкого смеха жены.

– Ай, калак! – печально воскликнула Танай.

– Да. Было хорошо... Но куда все уходит? Иногда подумаю-подумаю, может, это и не я жил?

...Они уехали в маленький белый город на Оке, где до войны училась его жена, и начали жить и растить Полю.

Карабаш стал работать пожарным. Это был понятный и достойный мужчины мир забот, к тому же огонь слушался его, как всякого алтайца. Но еще было очень важно, что после дежурства он двое суток находился дома и мог помочь жене, которая все чаще болела... А потом покинула их.

Тоска по жене не давала ему смотреть на других женщин, и еще всегда был страх, что маленькая Поля встретит чужой, осторожный взгляд.