Сами идите воевать

- Меня информировали, - говорит Эпплби, - что этим утром у вас побывал мистер Ковингтон. Из его рапорта следует, что вы, мягко выражаясь, не изъявили особого желания отправиться с ним в штаб - квартиру. Мой начальник, генерал Эгмонт Пратт, предложил мне встретиться с вами, побеседовать и убедить вас в необходимости принять участие в войне - ведь цивилизации грозит уничтожение!

Эпплби меня очень интересует. Интересует потому, что мне уже ясно, что ничто, кроме войны, ничто, кроме цивилизации, находящейся под угрозой уничтожения, не может нарушить ограниченности и пустоты его жизни.

- А почему вы считаете, что цивилизации что - либо угрожает? - спрашиваю я. - Откуда вы это взяли?

- Если мы не сокрушим врага, - отвечает молодой офицер, по - мальчишески увиливая от прямого ответа, - цивилизация будет разрушена, и разрушена так, что мир вернется в состояние полного варварства.

- О какой цивилизации вы говорите? - спрашиваю я.

- О нашей, разумеется, - отвечает мистер Эпплби.

- А я ее и не приметил, - говорю я. - Кроме того, я всей душой за возвращение к варварству. Считаю, что это было бы весьма забавное времечко. Даже самые утонченные люди не возражали бы побыть примерно век в состоянии полного варварства.

- Мистер Стурица, - говорит молодой офицер, - прошу вас, как мужчина мужчину, прекратить свои легкомысленные выпады. Вы должны присоединиться к своим братьям, борющимся с разрушительными силами врага, который грозит уничтожить все благородные и возвышенные идеалы человечества.

- А вы уверены во всем этом? - спрашиваю я.

- Мы должны воевать, чтобы защитить демократические традиции, и, если потребуется, даже умереть в этой битве.

- И вы хотели бы умереть? - очень вежливо спрашиваю я.

- За свободу - да! - отвечает Эпплби.

- Ну, тогда я расскажу вам, как отправился на тот свет художник Паскен. Получилось это у него, мне кажется, весьма ловко. Он влез в ванну с теплой водой, вскрыл себе вены на руках и тихо скончался, без боли и хлопот. Конечно, существует множество и других способов самоубийства, не менее искусных. Только я не рекомендовал бы прыгать с небоскреба. Это очень уж поспешный и суетливый способ, хотя и довольно популярный в наше время. Самому же мне не хотелось бы умирять. Я прозаик и поэтому намерен прожить как можно дольше. Думаю пережить еще три или четыре войны и остаться в живых неопределенно долгое время.

- Не могу понять вас, - говорит мистер Эпплби. - Вы сильный и здоровый молодой человек. У вас выправка настоящего солдата, и все же вы делаете вид, что не хотите участвовать в этой войне - исторической войне, войне, которая будет концом всех войн. Вы отказываетесь принять участие в одном из наиболее выдающихся событий, когда - либо происходивших на нашей планете. Наши воздушные силы превосходны. Наши химические дивизии могут уничтожить огромное количество вражеских войск. Наши танки самые мощные, самые быстроходные и самые смертоносные. Наши орудия крупнее самых крупных орудий неприятеля. Наши военные корабли своей численностью превосходят в три раза численность кораблей противника. Наши подводные лодки готовы потопить любой вражеский корабль. Система нашего шпионажа самая совершенная, и нам известны все секреты неприятеля. А вы сидите здесь и притворяетесь, что не хотите воевать в этой благороднейшей войне всех времен.

- Вы правы, - отвечаю я. - У меня нет никакого Желания уничтожать врага. Я ведь толком не знаю, кто наш враг. С кем вы собираетесь воевать? С Германией? Францией? Италией? Россией? С кем? Я очень люблю и немцев, и французов, и итальянцев, и русских. Мне бы очень не хотелось оскорбить чувства русских. Я величайший поклонник и Достоевского, и Толстого, и Тургенева, и Чехова, и Андреева, и Горького.

Мистер Эпплби в негодовании поднимается с места.

- Ну что ж, - говорит он. - К сожалению, в данный момент у нас еще нет необходимых полномочий, чтобы призывать на фронт всех годных к военной службе молодых людей. Но наше ведомство пропаганды работает день и ночь, мы намерены принять участие во всеобщих выборах и добиться на них победы. Это только вопрос времени; скоро все подобные вам малодушные субъекты попадут на фронт, где им и подобает быть. Могу вас уверить, мистер Стурица, что вам не удастся отделаться от этого.

«Может быть, он и прав», - думаю я и говорю:

- Заходите ко мне как - нибудь, и мы побеседуем об искусстве. Это просто неистощимая тема: чем больше вы говорите об искусстве, тем больше остается недосказанного...

Я снова возвращаюсь к своему рассказу, на этот раз в довольно унылом настроении. У меня ничего не получается: война мешает писать. Она затуманивает все мысли и парализует надежды на будущее. Чтобы не сидеть дома и не хандрить, я выхожу на улицу и иду по направлению к публичной библиотеке. Я смотрю на прохожих и замечаю, что с ними творится что - то неладное. Они совсем не те, что были вчера. Перемена в них едва заметна, и ее трудно уловить, и все же я чувствую, что люди как - то изменились. А может быть, и я изменился? «Нет, я остался тем же самым», - убеждаю я себя. И в то же время я не верю себе: внешне люди, так же как и я, остались теми же, но на самом деле это не так. Я ощущаю изменения, что произошли с людьми, но мне трудно уловить перемену в себе самом.