Саламата

Мы возвращались в темноте и навеселе. Заезд к тетке Анфисы был вознагражден не только блинами... Право же, мне очень приятно вспоминать этот ночной свистящий ветер, тающий запах снега на разгоряченном лице Анфисы...

Когда Саламата и я вошли в шумилинский дом, масленичный пир только - только еще начался. Разнаряженная старуха Ляпокурова сидела в красном углу рядом со стариком Шумилиным, надевшим лихо - кумачовую рубаху, отчего его лицо приобрело розовую окраску. Может быть, этому помогал и свет сальных свечей, которые отливала в самодельной форме старшая сноха Шумилиных.

Я не собираюсь долго задерживать ваше внимание на свете свечей, но все же мне хочется заметить, что их живой огонь придает лицам более мягкий и, как мне кажется, подлинный их цвет. Матвей Ляпокуров, сидевший рядом с матерью, показался мне настоящим красавцем, про которых в русском просторечии принято говорить «писаный». Он и в самом деле выглядел писанным щедрой кистью и богатыми красками. Далеко было до него красивому Тимофею.

Матвей, ничуть не красуясь, не стремясь показывать себя, ослеплял своей красотой так, что шумилинские невестки отворачивались, глянув на него, как на солнце. Они опускали. глаза, словно боясь, что их мужья, а того хуже - свекровка, прочтут изумление, а лучше сказать, любование лицом Матвея.

- Здравствуй, Настя, - сказал он, подымаясь. - Вот я какой дубиной вымахал.

Саламата, видимо, не ожидавшая увидеть его таким, непринужденно сказала:

- А я думала, ты оглобля оглоблей вытянешься, а ты, как Бова, вырос.

Раздался радостный, одобряющий хохот. Ляпокурова, желая отплатить комплиментом за комплимент, сказала:

- И ты, Саламатушка, за эти три годика дорогим калачом выпеклась. Подставька шею - то. Я тебе на нее повесить чего - то хочу. У катеринбургских мешочников выменяла, да для кого, не знала.

Ляпокурова полезла в карман широкой суконной юбки и вытащила оттуда тяжелые малахитовые бусы.

- А отдаривать чем я буду? - спросила Саламата, любуясь бусами.

- Да что мы, конягинской породы, что ли, каждую безделицу считать... Носи, коли приглянулись. Твой отец мне тоже без отдара бусы подарил. Не такие, скажем, а полегче. Вот и не перетянули они меня в его сторону.

Опять послышался смех. Мать Саламаты схватила полотенце и принялась им бить мужа.

- Ах ты, язь тебя переязь, ей бусы жаловал, а меня далее медным колечком не одарил, дарма околдовал, изменщик бессовестный!

Захохотал старик Шумилин. Ляпокуриха чуть не подавилась блином. Матвей хлопал в ладоши и смеялся по - детски заливисто.

Саламата, залюбовавшись Матвеем, шепнула мне:

- Скажи на милость, сколько одному человеку дадено!... Наверно, он и сам этого не знает...

Пока отец Саламаты обещал Шумилиной в прощеное воскресенье на коленях вымолить свои грехи, вошла Анфиса.

Тут я бы попросил вас слушать как можно внимательнее.

Анфиса вошла в розовой широкой кофте и в шелковой шумной пунцовой юбке, отливавшей лиловым и зеленым. Ее тугая золотистая аршинная коса была перекинута через левое плечо. Скользя по полу, как по льду, она привлекла всеобщее внимание.