— А! — протянул Ставский, и по его голосу я понял, что он улыбается, словно услышал от меня нечто приятное. — Как дела у тебя. Юра?

— Спасибо. Николай Сергеич, вы... это... вы приходите к нам в гости. Пожалуй, так напрямик я мог говорить только с ним.

Одно время Ставский бывал у нас довольно часто. Он приходил аккуратно одетый, с тщательно уложенными на макушке волосами; смущаясь и одновременно пытаясь скрыть смущение, усаживался в угловое кресло и, всякий раз испросив разрешение, закуривал, отгораживаясь табачным дымом от моих взглядов. Он терпеливо дожидался, когда мать освободится, подсядет рядом и он сможет, не замечая моих взглядов, с полчаса поговорить с ней. О чем? Специально не подслушивая, я невольно все же ухватывал обрывки их разговоров, спокойных, иногда немного интересных, но в целом, что называется, «ничего особенного». Было совершенно ясно, что мать ему нравится. Она понимала это и, по-моему, жалела его, главным образом за несчастливую его судьбу, маленький рост и умные, кажущиеся вечно заплаканными глаза. Потом приходить он перестал. Несколько месяцев спустя я встретил его в нашем подъезде, пьяного. Он сидел на грязном подоконнике между нашим и третьим этажом. Доверчиво моргая, он сообщил мне. что, мол, нравился, нравился, да и разонравился. После той короткой встречи прошло еще сколько-то времени, и Ставский вновь пришел к нам. Тихим и грустным выглядел он, и я неловко чувствовал себя от его присутствия. Мать же вела себя совершенно как обычно, что напоминало Ставскому о неких других временах. Видимо, из-за этого он и продолжал иногда заходить к нам, проводя теперь большую часть времени со мной, хоть и ясно было, что к чему. Мы с ним играли в шахматы, но так как играл я отвратительно, Ставский неизменно выигрывал, причем он никогда не пытался подыграть мне, оставаясь независимым в рамках этой игры и одновременно признательным мне за своеобразный аккомпанемент. Ставский был жалок, трогателен и симпатичен мне одновременно, прежде всего симпатичен. Он чувствовал это и сдержанно отвечал взаимностью...

— Николай Сергеич, вы приходите, если можете, прямо сейчас Ставский сосредоточенно молчал.

— Мы были бы рады, — добавил я, понимая, с какой настороженностью воспринял он мое «мы».

— Хорошо, — спокойно сказал он, — минут через десять. — И повесил трубку. Понимал ли я. чего именно хочу добиться от его прихода? Честно говоря, действовал я тогда главным образом по наитию, дурацкому, злому, мальчишескому...

Из комнаты вышел Романов — я догадался об этом по гулким шагам, — направился в сторону кухни, и я затаился, прислушиваясь. Сделав по коридору (я невольно считал) пять шагов, он скрипнул задвижкой.

Телефон, лежавший у меня на коленях (как хорошо, что не успел поставить на тумбочку, не успел отключить!) зазвонил и, мгновенно сорвав трубку, я негромко сказал:

— Да?

На том конце молчали, в трубке тихо скрежетало.

— Да, да, я слушаю...

— Здравствуйте, кхм, кхм... Инну позовите, пожалуйста.

Я узнал голос и даже догадался, что после «пожалуйста» он обтер ладонью влажные губы.

— Здравствуйте, молодой человек. Не знаю, правда, как вас зовут. Я брат Инны, мы с вами вроде бы встречались...

Я старался говорить негромко, чтобы (упаси боже!) никто не услышал, и вежливо, чтобы не испугать собеседника.

Может быть, и не стоило напоминать сейчас ему о нашей встрече — последняя фраза вылетела как-то случайно, — но мы действительно встретились с ним однажды на станции «Маяковская».

Вечером, часу в двенадцатом, я возвращался из гостей и на почти безлюдной платформе «Маяковки» буквально нос к носу столкнулся с этим типом. В тот момент, когда я увидел его, он, предвкушая маленькое удовольствие и потому осмысленно осклабившись, сильно вбросил монету в металлический желоб из нержавейки. Желоб этот, врезанный в полукруглое станционное перекрытие, напоминал внутренность велосипедной дуги, и по огромной этой дуге стремительно и громко заскользила монета, за которой, задрав голову и выпятив безобразный кадык, этот тип следил взглядом. И столько глупой радости было в его глазах, что я не сумел перебороть себя в тот момент. Слишком уж легко, словно играя в поддавки, сестрин кавалер шлепнулся на гранитный перрон, далеко отбросив при падении спортивную сумку. В тот же момент на станции стало шумно — из тоннеля выскочил противно тормозивший поезд, со стороны эскалаторов беспокойно взвизгнул свисток дежурной. Я успел поднять свою нечаянную жертву и вскочить в вагон, руками задержав смыкавшиеся двери...

— Молодой человек, видите ли... Инна заболела и подойти к телефону не может.

— Тогда извините. — разочарованно протянул он.

— Одну секунду! Алло... алло, алло! Вы слушаете?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.