Они распускали шнуры, рыба растекалась, как лопнувший гигантский пузырь, текла лунными пылающими ручьями. И они перебрасывали ее в лодку, будто отливали в бортах сияющую длинную форму.

Мокрые, продрогшие возвращались назад, обдуваемые ледяным ночным ветром, рассекая ладьей ртутный блистающий столб. Остальные уже были дома. Горели костры. Слышались бабьи крики и песни.

Разгрузились у склада. Бригадир толкнул Романа в плечо:

— Айда ко мне. Баба уху сготовит. Маленько согреемся.

— Переоденусь, приду, — ответил Роман, глядя вслед бригадиру, уносившему мерцающих слизистых щук.

Он приблизился к дому, и дверь была настежь, как оставил ее уходя. Из избы тянуло теплом, и ему показалось вдруг, что кто-то есть в доме. Он шагнул во тьму и позвал:

— Кланя!

Никто не ответил. Роман стал шарить по столу, нащупал лампу, старался отыскать спички. Но натыкался на рыбьи кости.

Он вспомнил, что спички, целый запас, лежат под кроватью в ящике, вместе с солью, рыболовными крючками, патронами для карабина. Выдвинул ящик на ощупь, наткнулся на какое-то тряпье, швырнул его на пол и выловил спичечный коробок. Запалил лампу.

В избе было пусто, не прибрано. В бревнах торчал старый мох. Печка небеленая, в частых трещинах. Клеенка задрызгана. Под ногами валялось тряпье. Он нагнулся, поднял, поднес к свету. И увидел, что это ее старое платье, засаленное и изорванное, то самое, что когда-то, в бесконечно далекие дни, ослепительно-яркое, как крыло разноцветной бабочки, она держала у глаз, примеряла, смеялась. И степь была серебристой, мчались сайгаки, и она, его любимая, задыхалась от счастья. И он вдруг остро и ясно понял: все, что он делал все эти годы, метания, погони, яростная радость и сила, — все было во имя нее, вместе с ней. Он держал на руках ее платье, глядел и не мог наглядеться, слезы текли, и он повторял:

— Кланя, ах, Кланя моя! Что ж мы так с тобой, Кланя!

Он вышел из дома. Луна светила высоко и огромно. Собаки лежали, свернувшись на освещенной земле серебряными глыбами снега. Хребты чуть видно мерцали льдами. Роман смотрел на них, уносясь к ним всей своей страдающей любящей силой, и знал,' что станет ждать ее возвращения до самых вьюг и буранов. А если она не вернется, то кинется вслед за ней, будет искать ее по огромной стране, меняя города и дороги, заглядывая в лица людей, и найдет ее, в горах ли, в степях ли, ибо нет ему жизни без ее любимого навеки лица.

Он стоял на крыльце. Костры горели по берегу. Бабий голос выводил высокую песню.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.