Разноцветное платье

Он лазил в карьере над скребущими экскаваторами, оплетая скалу шнурами. Ощупывая ее цепко и пристально, как врач, различал под ребрами дыхание, оленье сердце, соединение позвоночников и костей. Закладывал заряды взрывчатки.

Шипящая струйка шнура. Шофер-армянин двигается на сиденье, давая место ему. Торопливое бегство по крутым дорогам карьера. Унылый гудок сирены. Они выезжают на гребень, глядя на скалу, на безлюдную технику, считают секунды, щуря глаза, зная, что фитиль подползает, к шнурам. И вдруг глухо качнуло землю тупым ударом, приподняло скалу, опушив ее остриями взрывов, опустило, расколов на огромные глыбы. И снова надо мчаться обратно, осматривать взрыв. Она, его Кланя, выскочив из столовой, гордясь им, машет несущейся мимо машине. На месте взрыва — пахнущий камень, гроздья и жилы руды, блестящие ручьи молибдена, как мозг в земляных костях. Он держит на ладони кусок руды, думает, как переплавят его в треугольник крыла, в сверхпрочный космический конус. И после, находя а небесах маленький спутник, он думал, что в нем светится капля его молибдена.

Куда она дела серебристый кусочек руды, который долго возила с собой, вспоминая их комнатку в Каджаране? Она убирала ее салфеточками, занавесками. Они купили новый буфет и диван, завели полосатую кошку. Она говорила, что хочет остаться здесь жить, что, кажется, будет ребенок. Ночью он проснулся от удара земли, жуткого мяуканья кошки, падения сухой штукатурки. Горы трясло, звенела посуда, зеленые кошачьи глаза горели во тьме. Но она не проснулась, дважды закинув локти, в свете уличного, за окном, фонаря, красивая, дышащая. И он смутно чувствовал таинственность жизни, соединившей их среди колыхания гор, с глубоким подземным огнем, а тут она перед «им, исчезающая с каждым вздохом. И куда она потом задевала кусочек серебряной руды?..

За спиной Романа сигналил гудок. Неслышно по траве подкатил грузовик. Знакомый ему тувинец Солчак скалил белые зубы на коричневом испеченном лице.

— Тебя искал, где Роман? Дома смотрел, нету. Лодка смотрел, есть. Бригадир казал, тут сидишь, гадаешь. Пойдем со мной!

— Далеко? — лениво отозвался Роман.

— Зачем далеко? Сапкоз! Управляющий посылал, вези Романа, крюка варить надо. «Елочку» сапкоз привезли, собрать не могут. Два крюка оторван. Управляющий гонял, зови Романа, бутилька будет!

— Бутилька будет! — скривился Роман. — У меня две под столом стоят, да и глядеть не могу. Что ж, сами собрать не можете?

— Били, били, еще больше ломали. Зови Романа крюки варить.

— Эх, охотнички-звероловы, — качал головой Роман. — Пора к технике приучаться. Я тебе в прошлый раз показывал, как шов варить. Взял бы аппарат, поработал.

— Не могу еще! — радостно закрутил иссиня-черной пышной макушкой Солчак. — Ты хорошо варишь, техника понимаешь. Управляющий сказал, давай Роман.

— Отдохнуть не дают, замотали! — ворчал, поднимаясь, Роман.

Они въехали в тувинскую деревню с ровным рядом домов, с клубом под красной вывеской, под которой толпились круглолицые женщины и старухи, провожали взглядом несущийся грузовик.

Роман вышел у машинного двора, захламленного ржавым железом, остовами сеялок и машин. Среди отработанного металла нарядно мерцала краской новая доильная установка. Тувинец в ковбойке колотил кувалдой, выпрямляя согнутый борт.

— Здорово! — Роман пожал управляющему руку, а тот приподнял фетровую, размоченную дождями, выжженную солнцем шляпу с волнистыми опущенными полями. — Да вы бы на нее прямо бульдозер пустили. А то бьете кувалдой по мелочам.

— Се аккуратно делаем, — виновато, с облегчением глядя на Романа, сказал управляющий. — С завода такой дрянь поступил. Крыло помят, сцеплений оборван. Варить надо.

— Понежней, понежней, милок! — Роман оттеснил тувинца в ковбойке, отбирая у него кувалду. Поднял с земли молоток и, подставив под железо чурак, стал легонько и точно постукивать, выпрямляя борт, стараясь не сдернуть краску.

Пока готовили ему сварочный аппарат, он зорко, остро рассматривал установку, постигая ее несложный, но тонкий закон сцепления переборок и трубок, любуясь новым, вылущенным с завода изделием. При перевозке по зимнему замерзшему Енисею от удара или падения стенка погнулась, лопнул соединительный стык.

Ему подали трезубец держателя. Он медленно, важно зарядил электрод. Встал на колено и начал варить тонкий и сложный шов на жести, готовой прогореть от неверного движения руки. Он варил без очков, всматриваясь в белый слепящий пузырь, чувствовал слабое дрожание металла, пульсацию и биение дуги, кипение на конце электрода. Он наслаждался этой работой, применяя одному ему известные тонкости, будто варил не пустяшную «елочку», а громадную трубу нефтепровода среди расплавленных почернелых снегов или арматуру плотины, сидя на бетонной отвесной стене, над зияющим котлованом.

Приварив стык, он смотрел, как остывает серый металл. Глаза болели от сварки. Он их стиснул, выжимая из-под век две слезы. .