Каждый раз, приезжая в этот большой южный город, я наверняка знаю: самое интересное, что меня здесь ожидает, — это встреча с давними друзьями Юрой Зайцевым и Виктором Ксенофонтовым. Когда-то мы учились в одной школе, правда, в разных классах, потом еще некоторое время судьба позволила нам быть рядом. С тех пор я всегда радуюсь, когда выпадает возможность на несколько дней заехать к друзьям.

Меня иногда охватывала даже ревность — они постоянно вместе. Если не удается встретиться, то перезваниваются, если нет возможности вместе провести вечер, сговариваются пообедать. И при этом подтрунивают друг над другом, посмеиваются, не упускают случая подковырнуть, часто довольно жестко. Наверно, они нужны друг другу, наверно, каждый из них что-то дает другому. Хотя и по характеру, и внешне они почти противоположны.

Ксенофонтов — длинный, едва ли не под два метра, весь какой-то замедленный, погруженный в бесконечные свои раздумья и сомнения, вывести его из себя, заставить волноваться, нервничать — дело совершенно безнадежное. Он работает в местной газете, нижет о бытовом обслуживании, передовиках производства, их трудовых достижениях. Темы, конечно, нужные, но когда редактор вдвое, а то и втрое сокращает его материалы, Ксенофонтов остается спокойным.

Другое дело — Зайцев. Он непоседлив, нетерпелив, а маленький рост и небольшой вес делают его не просто шустрым, а даже каким-то стремительным. Вечно он куда-то несется, всегда опаздывает и, похоже, настолько к этому привык, что опоздания его не огорчают. Зайцев закончил юридический институт и работает следователем. Это возвышает его в собственных глазах настолько, что иногда на него накатывает этакая немногословная значительность, разговаривать с Зайцевым в такие моменты становится попросту невозможным.

— Когда-нибудь я смогу тебе кое-что рассказать об этом деле, — говорит он с сочувствием в голосе. — А пока прости, служебная тайна.

— Подожду, старик, подожду, — невозмутимо отвечает Ксенофонтов и спокойно переводит разговор на тему безобидную и безмятежную: проходящие по улице девушки, распускающиеся листья, новинки в книжном киоске.

Такое равнодушие к его делам, естественно, задевает Зайцева, он не может оставаться спокойным и тогда... Что делать, иногда не в силах совладать с собой, делится кое-какими... сведениями. Если они, разумеется, не составляют служебной тайны.

Возможно, им стоило бы поменяться своими профессиями — пусть бы раздумчивый Ксенофонтов со своей проницательностью распутывал запутанные преступления, а нетерпеливый и вездесущий Зайцев искал бы злободневные газетные темы. Но, поразмыслив, я неизменно приходил к выводу, что все получилось правильно, что так все и должно быть: Зайцеву нужно оставаться следователем, а Ксенофонтову — журналистом. Да, их нынешние занятия обладают главным достоинством — позволяют каждому оставаться самим собой. О, сколько печальных судеб мы видим вокруг себя, когда, соблазнившись некой работой, должностью, люди добиваются ее, не считаясь ни с чем, а потом спохватываются, поскольку впопыхах самого себя в жертву принесли...

И вот поезд проносится по мосту, позади остается широкая, просторная река и сразу же начинается вокзал. Проплывают какие-то строения, склады и, наконец, перрон. Я издали замечаю своих друзей. Ксенофонтов в светлом плаще с коротковатыми рукавами и в клетчатой шляпе с маленькими полями, а рядом, в черной кожаной куртке и в беретке, суетился Зайцев. Он высматривает номера вагонов, пытается тащить Ксенофонтова к тому месту, куда, по его мнению, должен подойти мой вагон... И в душе поднимается теплая и нетерпеливая волна — мы снова будем вместе, и снова меня ждут потрясающие истории. Конечно, они не во всем достоверны, наверняка приукрашены, в них не все соответствует документам уголовного дела. Но это можно понять — Зайцев не имеет права говорить о деталях расследования.

Мы идем знакомыми улицами от вокзала. Город пуст и свеж, солнце сверкает в только что умытом асфальте, в стеклах газетных киосков, пустые ещё троллейбусы мчатся легко и даже беззаботно. Как бы невольно, мимоходом мы сворачиваем в один из переулков и как бы случайно оказываемся у вареничной.

— Ты как с дороги-то? — спрашивает Ксенофонтов. — А то здесь можно перекусить...

— Сейчас там свободно, — добавляет Зайцев тоже с невинным выражением лица.

— Ну что ж, заглянем, — соглашаюсь я не столько на вареники, сколько на очередную историю, которую они наверняка приготовили для меня.

В это воскресное утро вареничная почти пуста, и мы рассаживаемся за столиком в углу.

— Как доехал? — спрашивает Зайцев. — Не было ли приключений, огорчений, нападений?

— Да нет, — говорю. — Вроде обошлось на этот раз.

Ксенофонтов долго молчит, потом спрашивает:

— Враги есть?

— Как и у каждого порядочного человека, — отвечаю ему в тон. — А у вас что нового?

Ксенофонтов стал, оказывается, заведующим отделом писем и сидит в редакции с утра до вечера. Зайцев тоже получил повышение, работы прибавилось и у него. Встречаются они теперь реже, хотя отношения остались прежними. Зайцев женился, у него уже сын, Ксенофонтов все еще собирается, все еще только осматривается по сторонам и никак не решится на отчаянный шаг.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.