ЧЕТЫРЕХ дней не прошло. Часы торопились, или военные власти спешили. Не понять было.
Началось с пяти часов. Раннее утро с превеликим трудом отдирало с земли большими клочьями перемерзший ночной туман.
В небольшой, доверчиво при валившийся к четырехэтажному каменному соседу, деревянный домишко по Трехгорному переулку, что высунулся концами в две улицы - в Нижнюю и Большую Пресненскую, - вбежала высокая, растрепанная женщина и, едва удерживаясь на ногах, окончательно запутавшись в сползавшей юбке, брякнулась всей тяжестью тела на самодельный, топорной работы, стул.
- Господи, Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас! - выговорила женщина.
- Что ты, Ариша? Что ты? - метнулась к ней хозяйка, пропитанная запахом Богородской травы и ладана старуха.
- Не спрашивай, милая Егоровна, ужасти, что творится, спаси и сохрани!
- Куда же тебя носит без пути в этакую пору?
- Да, ведь, ушли все мои - то, чуть свет утекли. Сам убежал, и мальчонка с ним. Я туда - я сюда: кинулась в Нижнюю, оттуда фабричные валом валят, я кверху, на Большую Пресненскую. И не пройти - то, мил моя, не проехать. Такую везде городьбу нагородили. И чуть меня не оглушило там, - смерть - то прямо мимо носа чиркнула. По всей Большой поперек бревна навалены: телеграфные столбы подрубили, заборы поломали, ворота посеяли. Глянула из - за угла: народ по собачьи на четвереньках под городьбу, а с энтой стороны из ружей: рых - рых - рых. Рых - рых - рых. Оторвись, на тот грех, кирпичина, вот этакий, с карниза, и - ух мне под ноги, я шеметом в сторону. Опамятовалась и кричу: «Митя, Митя!»
- Где уж, - безнадежно отмахнулась старуха, - ищи - свищи.
- Да и то, за отцом, вишь, погнался. Ах ты, горе мое! Ну, настоящий саврас без узды. Подумай - ка, пальба какая, так и режут, бесперечь: рых - рых - рых. Рых - рых - рых.
- Неужто в наш Трехгорный дойдет? - забеспокоилась старуха. - Угомонятся, поди - ка.
- Что ты, Егоровна! Где уж тут угомониться! Сказывают, напротив, будто царь велел передать через посыльного: «сдавайтесь! Выжгу, говорит, начисто всех бунтовщиков, до единого».
Разгневался.
- Не говори! А наши фабричные царскому посыльному и ляпни теперь: «Все равно наша жисть на погибели стоит, не сдадимся».
- Ах ты, святители наши, Никола угодник! Что же это будет? - закрестилась старуха. - Да неужто так и сказали?
- Так и сказали, так вот наотрез и отрезали.
- Пойти, никак, окна припереть, - закружилась по комнате перепуганная хозяйка, - вот, ведь, напасть какая, что ты будешь делать...
- Поди, поди, Егоровна. Запри и то. Страшно будет - ко мне придешь, все не одна, у нас на задах не так опасно. Схожу еще погляжу, не найду ли парня.
- «Все как есть бросила, и ничего - то мне не надо, - приговаривала женщина, подвязывая юбку болтавшейся у талии тесемочкой. - Позабыла, позабросила»...
Она легонько толкнула выходную дверь и, слушая, приложилась ухом к щели.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.