— Ну и мымры же вы, — игриво хихикнул Осип. И тут ему в лицо ударился подсолнух. — Ты чего? — уставился он на младшую сестру. И все тоже воззрились на Ларису.

Она стояла бледная, губы у нее кривились, в глазах горел злобный огонь:

— Вы!.. Вы! Алкаши несчастные! На что вы способны?! Да ни на что! Небось девять деней собираетесь справить — разнежились тут? Чтобы тут за вами ходили, поили вас с ложечки! Убирайтесь отсюда! Немедленно! Видеть вас не могу! — И, зарыдав, она упала на гору подсолнечных шляпок.

Через несколько лет, такой же поздней осенью, Лариса поехала в деревню.

Уже перед тем, как сойти с поезда, решила, что, если даже не будет попутного транспорта в сторону деревни, пойдет пешком. Потихоньку, в свое, что называется, удовольствие.

Шагая по завороженному предрассветным часом пристанционному поселку, по его гулким, заполненным голубоватой дымкой улицам, радовалась своему предчувствию хорошей погоды. И повторяла про себя: «Ничего, в последний разочек пешочком — милое дело. Разве я не хаживала? А это последний раз... другого не будет. Обратно уж точно на машине. Так что шагай и не кручинься...» И она попыталась припомнить, когда — с тех пор, как уехала из дому учиться, затем работать — приходилось ей одолевать эти двенадцать километров от железнодорожной станции до родного дома. И показалось ей теперь — всегда охотно проделывала она этот путь, без досады на свою неудачливость и местные власти, не сподобившиеся организовать автобусный маршрут.

Ехала она за матерью, которая долго не могла решиться оставить пусть плохонький, но свой дом.

И вот ситуация созрела... Три года еще после смерти деда она перебивалась одна, на зиму отправляясь гостить то к одному, то к другому из своих «чад», дом же оставляя на подружку детства, теперь такую же бабку, Феколу (у нее хибарка совсем худая и холодная). А теперь и Фекола померла.

...Едва Лариса повернула на свою дорогу, сзади загромыхала машина. «Остановится — не остановится?» — успела подумать. Грузовик объехал ее и, прижавшись к обочине, затормозил, скрежетнув колесами по щебню.

— Ну и народ! — восторженно осклабился лохматый шофер и постукал тяжелой ладонью по баранке.

— А что такое? — полюбопытствовала Лариса, усаживаясь и устраивая в ногах сумку.

— Ну как же! Еду и вижу: во, ранняя пташка, сейчас руку подымет. Сбрасываю газ, давлю по тормозам... а пташка эта и не собиралась голосовать! На что похоже?

— На что?

— Вот я и говорю: ну, и нар-родец! То ли шибко гордый, то ли еще с каким изъяном...

Лариса поглядела на парня и поняла, что обижаться на него не следует. По-видимому, он уже давно в дороге и изголодался по общению, по разговорам.

Не утруждая себя ответами, она вполуха внимала случайному попутчику, а сама глядела за окно на проносившийся знакомый пейзаж: поля, поля, редкие околки, чистое, умытое небо с летящей высоко-высоко паутиной. Уже дня три установилась теплынь бабьего лета, но чувствовалось, что и оно скоро надломится.

— Ну так тебе куда? — притормозил шофер у развилки. — На Мичуринск или в тую степь?.. А жаль. Хорошо с тобой беседовать.

Она полезла было за рублем в кошелек, но он отмахнулся:

— Нябо-ось обойдемсь. Я не курящ. Отсель-то пешком пехать?

— Да, — ответила она весело.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.