Час спустя после возвращения оттуда Лариса услышала из коридорчика, куда она неслышно вошла со стороны хлева, разговор Анатолия с матерью: он выпрашивал у нее выпить, а та старалась его образумить:
— Толик, ведь мне с вами поговорить надоть...
— Да успеем, ма! Наговоримся! Ты прям как полководец: совет тебе держать надо! Видишь ты, мы не в форме? Какой может быть разговор? Ну!
С каждой фразой он все больше раздражался, отчего мать всхлипнула и даже сделала попытку завыть. Сын дернулся, вскочил, треснулся головой о притолоку, чертыхнулся, еще раз ударился о косяк, рванувшись из кухни в коридор.
— Да когда ж успеем-то?! Черт ты этакий! — метнулась за ним мать.
— А-а! — отмахнулся тот.
Лариса вышла в противоположную дверь и у погреба натолкнулась на Осипа, он, по-видимому, скрывался от матери и делал вид, что занимается переборкой картофеля, двигал мешки, изнемогая от неполностью заглушённого похмелья. Лариса ушла и от него. Однако в огороде натолкнулась на Родиона Артамоныча, который, по всем признакам, заблудился в крапиве.
— Слушай! — обрадовался он человеку. — Как это тут... это...
От него Лариса увильнула за дом, нервически пришептывая: «Я от дедушки ушла, я от бабушки ушла, а от тебя и подавно...» — и вдруг спохватилась: «Странно, чего это я бегаю? С ума схожу!»
На припеке за столом, оставшимся с поминок, сидел Юрик и в ус не дул. Его тоже заметно поколачивал озноб похмелья, но он спасался курением, смолил «беломорины» одну за другой и потирал то и дело свою кирпичного цвета шею с выступающим из-под рыжей бороды белым кадыком.
— Присаживайся, — кивнул он Ларисе. — Тут хорошо сидеть — безветрие. И солнышко. Когда еще вот так посидишь беззаботно.
По двору просеменила мать, глядя обиженно чуть в сторону. Под ноги ей попалась курица, взлетела, раскудахталась.
— Ух, оглашенная! — ругнулась на нее Таисия Артамоновна. — Покой ты рожон мешаешься!
Увидела Осипа, нырнувшего от нее в сенник, направилась к нему. Юрик на это время сгорбился, точно желая сделаться незаметным. Но когда мать миновала его, распрямился:
— С меня взятки гладки — я младшой, — и, подмигнув сестре, выщелкнул из пачки очередную папиросу.
Из веранды высунулся Анатолий, опасливо огляделся, крадучись, приблизился к сидящим, просительно обратился к брату:
— Юрк, скажи мамане, пусть курице башку свернет, поесть охота бульону. Ну и соответственно...
— А чего ты ко мне-то обращаешься, ты вон Лариске скажи, — кивнул Юрик, попыхивая папироской. — Она помладше меня будет.
— Да-а, — ощерился Анатолий и потешно пригнул голову, и ветер как раз встопорщил хохолком волосы на его затылке. — Она сама рычит хуже тигра, твоя Лариска... — Тут он увидал мать с Осипом и быстро шагнул за терраску и оттуда погрозил брату кулаком, беззвучно гримасничая губами.
Из дома вышли Наталья с Верой, одеты они были по-рабочему.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
На вопросы «Смены» отвечает Герой Социалистического Труда Владислав Сериков
Проблема хиппи