Женьку Братцеву считали не от мира сего. Надо посидеть в общежитии с ребенком: «Женька, посиди!» И она сидит. Некого послать на овощную базу от фабрики: «Женька, поезжай!» И она едет. Нет у кого-нибудь денег: «Иди у Женьки перехвати до получки». И Женька дает, даже если у самой остаются последние рубли. Доходило дело до курьезов. Приходит парень к девчонке: «Накормила бы...», — а та: «К Женьке Братцевой иди, она накормит!» И парень мог прийти к ней, хотя почти не знал Братцеву. Женька сядет напротив парня, подопрет подбородок рукой, смотрит, как он ест. Кого и стыд прошибал, а кто только нагло ухмылялся: — Ты вообще-то в своем уме, девка?» Женька иногда промолчит, иногда снисходительно улыбнется, а иногда скажет: «Хлебом покормишь — золотом отдарят!» Парень недоуменно бровью поведет. «В деревне у нас так говорят, — объяснит Женька. — Знаешь такую, Кременчуговку?» Никто такую деревню не знал, знали только, что Женька приехала оттуда три года назад и вот с того времени работает на ткацкой фабрике. Фабрика носила имя Маруси и Дуси Виноградовых, знаменитых ткачих 30-х годов.

А работала Женька так, будто по углям бегает, — ни секунды на месте не стоит. Правда, и работа ткачихи — огневая работа: тут все время надо стрелой носиться между станками. Их у Женьки шестнадцать, по четыре в ряду, пока все станки обегаешь, где нитку надвяжешь, где бёрдо поправишь, где основу проверишь, где полотно осмотришь, не один километр ногами отмеришь за смену... А Женьке хоть бы что: чем больше работает, тем радостней, веселей становится — щеки раскраснеются, глаза горят, и смех ее, такой открытый и звончатый, слышится далеко по пролету цеха.

Начальство, правда, не особенно жаловало Женьку. Нет, с планом у нее все было нормально, всегда Женька в передовиках ходила, — не любили ее за строптивость, неуступчивость, какую-то бесшабашную смелость и открытость. Что на уме, то и на языке. Мастер прозвал ее «Запятая». Сначала называл «Заноза», но это имя не прижилось к ней. А «Запятая» — всем по душе пришлось. Женька не обижалась: понимала, что характер у нее не из легких. Но другой она не хотела быть. Что думала, то и говорила. Бывало, мастер с досадой отмахивался от нее: «Отойди, Запятая!» — так она еще сильней наседала на него: «Я вот на собрании выступлю, как вы демагогией отделываетесь... Говорю вам: надо основу менять — значит, надо!»

Однажды вечером на задах общежития Женька услышала странный шум. Комната ее была на первом этаже, окна выходили во двор, вот она и услышала что-то похожее на жалобную скороговорку. В комнате с Братцевой жили еще две девочки — Люся и Маруся, они ничего не услышали, а вот Женька услышала. Она все время как бы на волну какую-то особую была настроена: все слышит, видит, чувствует. И вот кинулась из комнаты на улицу, обежала общежитие — в темном углу неподалеку от мусорных ящиков двое парней теснили какого-то захудалого мужичка.

— Да нету, ребята, нету, честное слово, — бормотал мужичок.

— Смотри, жизнь дороже обойдется, — нажимали на него парни.

Женька, не раздумывая, бросилась к ним.

— Эй, вы чего это тут?! — закричала она. Парни оглянулись на нее.

— Это еще кто такая? — не сказал, а прошипел один из них.

А Женька была уже совсем рядом.

— На одного вдвоем, да? — быстро заговорила она, как запричитала. — Не стыдно, а? Не совестно? У, бугаи несчастные!

— Вали отсюда, дура! — прикрикнул один из них, тот, что повыше. И в руке его блеснуло лезвие ножа.

Этот миг показался Женьке страшным. Ей подумалось, что вот сейчас парни ни за что ни про что пырнут мужчину ножом. И она очертя голову бросилась на нож. Парень не хотел бить ножом, он просто машинально отдернул руку назад, но Женька, не разбирая, схватилась оголенными ладонями за лезвие. Был странный, неопределенный миг: парень стоит с ножом в руке, а лезвие крепко держит в ладонях Женька Братцева.

— Да что же вы делаете?! — закричал мужчина. И этот его испуганный, неожиданный вскрик сделал свое дело: парень резко дернул нож на себя, и острое лезвие, глубоко взрезав ладони Женьки, вырвалось из ее рук. Парни бросились бежать, а Женька, жалобно ойкнув, от резкой боли присела на корточки: из ладоней ее ручьем текла кровь.

Мужчина выхватил из кармана платок, стал прикладывать его то к одной, то к другой руке Женьки, но разве остановишь так кровь...

— Пойдемте, пойдемте, — заговорил мужчина. — Идти можете? Ну вот и хорошо, идемте...

Когда они вошли в вестибюль общежития, тете Раисе, дежурной, сделалось дурно от вида крови.

В несколько минут вызвали «скорую», и Женьку Братцеву увезли в больницу.

Там, в больнице, с туго забинтованными руками Женька пролежала всего неделю. Больше не могла. «Что хотите, — сказала она врачу, — а выписывайте меня отсюда. Не могу я бездельничать».

Два раза приходил к ней тот мужчина — Алексей Иванович. Приносил цветы и яблоки. И цветы, и яблоки были у него из своего сада. Жил он на окраине городка в собственном домике, с женой и четырьмя ребятишками мал мала меньше. Работал на электрозаводе кабельщиком, как раз недалеко от их общежития. В тот вечер получил аванс, возвращался с работы домой. Ну, и напали на него те двое...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.