- Какую ты нелепицу говоришь! Тю на тебя! Да я таких хлебов во сне не видывал. В Америке был - первые комбайны оттуда сопровождал; Италию прихватил - через Гибралтар мы везли те дрянные «Оливеры»; в Турции был. Уже десяток лет, как в Сибирь на уборочные езжу. Нигде и никогда такого хлеба не встречал. Сокровище!... - И дядя Петя толкал Флорентьева в спину. - Иди да гляди: ни зернышка на пол!
Вадиму он кричал:
- А ты не робей! Что такое штурвальный? Он есть штурман степного корабля. Как достичь ему настоящего образа? На мостике стоишь - смотри не в небо и не на трактор, а на хедер: он твой черт к твой угодник, держи его в узде. Слушай не перепелок, а ход комбайна. Мечтай не о девках, а помни о трех заповедях: первая - центнеры, вторая - гектары, третья - низкая стерня. Понял? Мобилизуйся, одним словом. Ешь больше, спи в копне, вставай разом. Тут всего - то две недели и надо выдержать.
В первые дни уборки стало известно, что правительство решило поднять не тринадцать, а тридцать миллионов гектаров целинных и залежных земель. И Никандр Флорентьев понял, что этот великий урожай - лишь только зацепа грядущего, что истинные масштабы того грядущего хотя и угаданы уже и ощутимы, но еще находятся впереди, что они где - то за этими пшеничными далями, смыкающимися с горизонтом. Все открылось и распахнулось в сердце Флорентьева...
Во второй уборочной неделе начали ходить по степному горизонту тучи; ночами то в одной стороне, то в другой жгли небо отдаленные зарницы. Надвигающаяся непогода подгоняла Никандра Флорентьева, и он перешел на круглосуточную работу без дополнительных людей. Это оказалось трудным делом: Никандр подменял Ивана Агеева на время короткого сна, Вадим - Никандра; новый график требовал выносливости. И все могло сорваться из - за Вадима, не отличавшегося крепостью здоровья. Но опасения были напрасными: сын поэта вошел в новый график довольно легко.
Комбайн начал ходить круглые сутки.
Когда перепадали дожди, «весь агрегат» спал «мертвую», чтобы затем снова безостановочно двигать свои громоздкие, медлительные машины вперед и кружить по золотому необъятью хлебов... Приходил к флорентьевскому комбайну дядя Петя; молча, критически наблюдал. Вооружившись очками, низко пригнувшись, шеф осматривал флорентьевскую стерню пядь за пядью, затем шел к копнам соломы, шевелил их и снова осматривал землю. Иван Агеев показывал Никандру на шефа и поднимал палец кверху: мол, все хорошо, потерь нет!...
Было раннее, свежее утро.
Проезжая мимо копен, в одной из которых слал Вадим, Никандр сыграл гудком комбайна побудку. Обыкновенно штурвальный выскакивал из копны всполошенно, как заяц. А на этот раз Вадим появился не сразу и выскочил совсем с другой стороны. Он прибежал к комбайну запыхавшись, на мостике еле стоял, рассказывая Никандру:
- Потеря у нас!... Всю ночь зерном стерню сеяли!... Ну, конечно же! Смотри, дядя Петя комиссию из района вызвал; смотри, докладывает! Страшные потери - пригоршнями!
Флорентьев кинулся с мостика смотреть стерню; ползал на коленях, впивался глазами в землю. Никаких зерен не обнаруживалось, стерня была чистая, низкая, ровная. Тогда штурвальный хлопнул себя по лбу и сообразил, что те страшные потери он видел во сне, оттого проснулся весь в испарине, всполошенный сверх меры, н побежал было к соседнему комбайну Виктора Зайцева.
- Ну, пусть так: видел во сне, - оправдывался Вадим. - А что же дядя Петя там докладывает?
Действительно, впереди, у бочки с водой, стоял дядя Петя и что - то энергично объяснял незнакомым людям, время от времени нагибаясь к стерне и как бы поглаживая ее рукой. Потом он указал на флорентьевский комбайн. Флорентьев присмотрелся к незнакомым людям и ахнул: с шефом разговаривали дядя Михаил и тетя Павла. Это были они. Никандр закричал им, протяжно загудел, замахал шапкой. Высунувшись из кабины, Иван Агеев тоже закричал и включил третью скорость.
Широким, решительным шагом двигался навстречу комбайну дядя Михаил; подбегая, хватаясь за сердце, еле поспевала за ним грузная тетя Павла, звала:
- Никашенька!...
Никандр сорвал с головы шапку и подставил ее под ручей пшеницы, лившийся в бункер. И тут же шапка наполнилась до краев червонным золотом. Когда комбайн остановился, молодые мастера бросились к гостям. Никандр бережно нес дорогую шапку, и лицо его, охваченное радостью, было замечательно кроткое, простое до торжественности.
- Дети вы наши!... Герои! - приветствовал растроганный дядя Михаил, принимая шапку и целуя молодых мастеров каждого по очереди. - Ведь победа - то, победа какая!
- Это, дядя Миша, мы сработали! - убеждал Вадим. - Честное слово, мы! Тут дело без подвоха...
- Верим, верим! - тоже убеждал дядя Михаил. - Весь мир знает и верит... Вы только скажите: хватит ли силы у вас на все тридцать миллионов гектаров? Скажите правду.
- Хватит! - зычно отозвался Иван Агеев.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 2400-летию со дня рождения Аристофана