Ливень рушился на поля, зримо свиваясь в водяной жгут, когда била молния. И тогда проносился по хлебам ясно уловимый гул ветра. В ослепительном фиолетовом озарении видно было, как возникла мертвая, ледяная стена на западе.

И весь вагончик ахнул:

- Град!

Но мертвая стена была слишком далеко и, возникнув в той дали, там же и рассыпалась. Ясно послышался чей - то крик:

- Выходите все!... Сюда!... Сюда!

Все население участка бежало к вагончику, где жили семейные. Под грозой и ливнем толпились люди у входа и кричали:

- Кто?

- Как назвали?

Молодая женщина появилась в дверях вагончика и объявила:

- Дочь... Галочка!

Потом она вынесла нечто белое, закутанное. И оно оглашенно закричало... Что - то дрогнуло в сердце Никандра Флорентьева. Он даже пошатнулся, и его рука поймала руку Ирины. Ни в чем не отдавая себе отчета, он прижал ее к себе. Никто этого не видел. Жители участка бежали от дождя обратно в свои вагончики. А в вагончике, где жил Флорентьев, уже шел раскаленный разговор: Вадим держал в руках шапку отца Никандра Флорентьева, а трактористы и комбайнеры, окружив Вадима, рассматривали эту шашку. Она была из простой овчины, покрыта кожей; по лобовине ее шел рубец - след кулацкого топора, зашитый чьей - то заботливой рукой.

Рассказывал Вадим, что эту шапку Петру Флорентьеву подарил еще руководитель путиловцев, которые первыми поднимали целинные земли на Алтае.

- Да, - сказал кто - то, - хороши у нас отцы... Да какими мы окажемся?

- А что же? - возразил Вадим. - Вперед и выше, как сказал Максим Горький!

Степная гроза уходила на запад.

XII

Всякая жизнь, как бы она ни была нова, есть продолжение и развитие предшествовавшей неистребимой новизны; и в этом состоят тайна юности мира.

К таким мыслям приходил Никандр после возвращения из Флорентьевки. Он был в той пади, где погиб его отец, и родился в санях он, обереженный от топора смелым отцом... Ходил Никандр на дорогие могилы. Время учения на курсах молодой Флорентьев прожил в доме, где умерла его мать, а он, ее сын, прожил первые месяцы своей жизни. Дом Питирима Улыбышева все еще хранил на себе следы и шрамы прошлого: бревна были черны от пожара, и лишь местами оставалось не тронутое огнем крепчайшее старинное дерево. Что все это говорило юному сердцу? Никандр не испытал ни горя, ни чувства печаля. В его сердце лишь вспыхнула какая - то горячая, обжигающая искра н осталась там гореть, слившись с общим огнем юной крови. Питирим Улыбышев жил один с больной женой и жалел, что, не дождавшись Никашеньки, повыдал всех своих дочерей замуж. Да и что могло быть из того, если б он и не успел этого сделать? Никандр Флорентьев смотрел на жизнь несколько по - другому: необыкновенное раздвижение горизонта перед ним делало его в собственных глазах каким - то маленьким я даже ничтожным; ему казалось, что он еще решительно ничего не сделал и не может поставить свою жизнь рядом с чьей - то жизнью, чтобы соединить их навеки. Это была, конечно, ошибка, заблуждение чистой и здоровой юности, ее «страдание».

Так же он смотрел и на хлеба - творение своих рук, хотя это творение было грандиозно.

Шеф дядя Петя - мастер из «Гиганта» - сердито ершил свою седую стриженую бороду и шикал на Флорентьева, когда тот говорил, что урожай можно было сделать больше.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.