А я, верно, с Владимиром Ильичом работал вместе на субботнике. Первые субботники ведь с нашей Казанки пошли.

Как - то стали мы убирать в цеху хлам, видим, приехал Ленин. Не в пальто, в курточке коротенькой ватной и в варежках, как рабочий. Взялся нам подсоблять. Улыбается. «Дружней, - говорит, - дружней. Для себя стараемся теперь, сами хозяева!»

А в двадцать первом дали мне Героя труда. Чествовали хорошо, подарили костюм синий, тройку. Он и сейчас цел, костюм, хоть двадцать лет прошло. Я его берегу: память. Надеваю редко, в год раза три: на Октябрьскую революцию, на Первое Мая и когда Николай - он летчиком стал - в гости приезжал.

Он хороший был сын, заботливый. Приедет, сейчас же на Ленинские горы везет меня гулять. Сидим там на траве. В небе кружат самолеты. Николай рассказывает:

- Это истребитель, папа. А это бомбардировщик. Я летаю на таком.

- А страшно тебе, - спрашиваю, - там, наверху?

Смеется:

- Сначала было страшно, потом приловчился. Когда работу любишь, страху нет. По себе знаете.

Его партия в воздух послала, летчиком сделала, - он по партийной мобилизации в школу шел. Знали: и в воздухе будет мой Николай примерный коммунист.

- Степенный у тебя сын, Франц Павлович, - бывало, скажет секретарь парткома. - Хоть и молодой, а уважение ото всех...

Он у меня до партии еще в комсомоле гремел. А когда двадцать сравнялось, стал Николай коммунистом. Мне, отцу, приятно: вышел сын в люди.

Я к нему этим летом собирался в отпуск. Сколько годов Николай в авиации служил, ни разу у него не был в части. Он в день своего рождения, в начале июня, прислал нам фотографию и напоминание: «Пусть же папа приезжает, ждем».

А двадцать второго объявилась война.

Когда сказали по радио, что наш Николай сгорел, все были у репродуктора, вся семья. Каждое утро мы слушали, не будет ли о Николае вестей.

Поплакали и на работу пошли. Жена - на фабрику, дочь - на железную дорогу, а мы с младшим сыном - на свой военный завод.

Пришел я, никому ничего не сказал, затопил свои печи. Пока топил, будто отлегло от сердца. Потом перед печью сел и смотрю в огонь.

«Эх, Николай, - думаю, - сыночка мой, сгорел, сгорел в огне...»

Вспомнил тут, как мы с матерью просили его не идти в плен.

- Не сдавайся, Коленька, - просила мать. - Остерегайся, не садись на вражьей земле. А если подобьют тебя, ты из револьвера семь пуль на них истрать, а восьмую себе оставь.

Улыбнулся Николай:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.