— Зауважал я вас, Михалыч, хоть чего-то не знаете, а то как наши бюрократы в телевизоре — на все ответ имеют.
«Раз профэссор в тупике, куда с моей-то головушкой», — хмыкнул Шикалов, повернулся спиной к вырубке и сразу уперся взглядом в дыру кабины С-100. Этот старый бульдозер, в отличие от японских «мицубиси» и «катерпиллеров», пригоняли на делянку последним и последним забирали. Те, выкрашенные в наглый желтый цвет, крушили тайгу, этот, старенький и немощный, подбирал сучья и обрубки в кучу. Стекла давно выбиты, дверцы сорваны, прокопченный, он был похож на остов сожженного в бою танка. Шикалов еще смотрел в печальную дыру кабины, а руки уже тянулись к ней, как в петлю: где-то там под сиденьем кончик для пускача...
— И что это будет? — спросил Юматин, наблюдая за действиями Шикалова.
— А будь что будет! — крутнул маховичок Шикалов, и пускач откликнулся пулеметной очередью. — Вы, Михалыч, мысль, мысль убивать нельзя, а я, дефектный, похулиганю. В тюрьме, говорят, тоже общество! — кричал он в ухо Юматина, а тот изумлялся и почему-то хлопал себя по лысине.
Забухал двигатель, Шикалов аккуратно смотал кончик и полез в кабину. Юматин — с другой стороны.
— Акакий, ты восстал наконец из гоголевской шинельки! — заорал он, потрясая кулаками. — Иногда в жизни бывают положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства. Ларош Фуко!
— Токи Фуко! — орет в ответ Шикалов. — Знаю: блуждающие токи, это про нас!
— Обожаю тебя! — гогочет Юматин. День уже не кажется убийственно палящим. — Рассказывай, что будет?
— А все просто! Вот этот штабель сгорнем в самое узкое место прохода, и баррикада будет!
Юматин оценил: с одной стороны въезда в долину крутая скала, с другой — скалистый обрыв к Сенному ключу.
— Эх, хорошо! — орал Шикалов, двигая бревна к проходу. — Простите, сосенки да елочки, прости, Степушка, на том свете сочтемся! Ви олл лив!.. — заорал Шикалов песню. — А чего она, Михалыч, желтая?
— Так для сумасшедших, Венечка! — гоготал Юматин. — Чтоб умный не забрел!
— Ага, — с удовольствием согласился Шикалов. Все стало на свои места. Михалыч с понятием, зря не осудит, самая им компания — черт с младенцем...
К ночи баррикада высилась в проходе внушительно и дерзко. И ведь как получается: изощренность просыпается в голове, когда двигает человеком жажда мести. Светлый ум строит воздушные замки, омраченный роет подвалы, западни и капканы исхитряет. Шикалов связал тросом часть бревен, взял трос на гак, отдашь — бревна рванут под уклон, а в каждом от куба и более. Осилил работенку С-100, не подвел. А еще Шикалов две ловушки придумал.
Управившись, разожгли костерок, чаевничали, закусывали мал-мало принесенным из дому. Поглядывая на сооружение, понимали, что с этой стороны, где они, осталось часов шесть ожидания, а с другой, откуда подъедет бригада лесорубов, от пятнадцати суток и выше, смотря по обстоятельствам. О будущем не печалился: деньги спрятаны надежно, реформы, дай бог, не будет, после отсидки есть для начала капитал, учиться пойдет, на свиней плевать, а Степанушку поставили на довольствие у архангела Михаила.
Бригаду ожидали к десяти часам. Пока планерка-пятиминутка на час, пока доберутся. Так и вышло.
Первым выпростался из кабины мастер участка Божок, крикливый матерщинник. Он давал план, опираясь на выверенную систему: «химикам» грозил набавкой срока, «бичам» — милицией, местным разрешал утягивать с делян хлыст-другой на дрова и постройки. Система промашек не давала, начальство Божка хвалило, всегда посылая в прорыв, когда горел план. Второй год Божку сулили орден, а то и Звездочку, и Божок исступленно крушил тайгу.
Шикалов вылез на баррикаду, Божок увидел Шика-лова.
— Свинарь, это ты, что ли, нагородил? — заорал Божок, натужно краснея.
— Сам ты свиное рыло, — Шикалов в ответ.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.