— Шуток не петрют, рукам волю дают, слабаки... Давить таких!

Саша лежал на полу, не в силах подняться. Руся упала перед ним на колени. Увидев слабую Сашину улыбку, стала целовать его в лоб, в нос, в губы...

Историю с дракой я замял. Мало ли в школе драк? Да и требовала эта история деликатного молчания, а не принародного обсуждения.

По видимости, все в классе оставалось по-прежнему. Не мстить же дуролому Полтора Ивана? Да и он хоть и ухмылялся ехидно, поглядывая на Сашу и Леню, но держал язык за зубами. Русины поцелуи? Все понимали: не для шуток-подначек.

Саша с Леней продолжали ходить к Русе вместе, неразлучно. Леня хмуро похваливал Сашины стихи, справедливо замечая, однако, что над ними надо еще работать и работать. Саша восхищался тем, как ловко Леня имитирует теперь уже Блока. Руся продолжала тетрадь «Весна вдвоем».

...Окончание школы совпало для Руси, Саши и Лени с началом войны. С первых дней мобилизации осталось без полного комплекта рабочих рук главное предприятие городка, работавшее на фронт, — железнодорожные мастерские. Туда и пошли слесарничать и токарничать мои бывшие ученики.

Эшелоны шли на фронт, ненадолго задерживаясь у станции нашего городка. Но, увы, и фронт стремительно приближался навстречу. «Юнкерсы» и «хейнкели» гудели в небе. Первые бомбы взорвались в привокзальном сквере, на кладбище, в школьном дворе... Через щель в приоткрытой двери воинской теплушки увидел я промелькнувшие в дыму и пыли серыми бабочками дома городка... На том и оборвалось прощание.

...Городок был захвачен немцами с ходу в июле сорок первого, освобожден нами только осенью сорок третьего. К тому времени я стал фронтовым журналистом.

Весь день, от полудня до темноты, бродил я меж дымящихся развалин (отступавшие гитлеровцы осуществляли «тактику выжженной земли»). Постоял у бывшей школы, черневшей обнаженными печами под мелким дождем, у скрипучей калитки сада Прасковьи Семеновны, за которой печалились обугленные стволы яблонь и вишен, у груд искореженного металла и камня — бывших железнодорожных мастерских. Нет, не встретил я в опустевшем городке никого, кто показался бы мне мало-мальски знакомым.

Только через день, уже не в городке, а в одном из окрестных сел, где армейские политработники вели беседы с новым пополнением — местными мужиками и примаками вдовых баб, так или этак пересидевшими оккупацию в своих ли, чужих ли хатах, я вдруг наткнулся на дылду Полтора Ивана.

Он сделал вид, что не узнал меня, отвернулся, но я-то обознаться не мог.

— Полтора Ивана, Кобытченко!

— А чего? — отозвался он неохотно. — Не по своей воле остался. В полицаи не пошел. Еще свое отвоюю.

— Отвоюешь, — сказал я. — И не моя задача тебя проверять. Но, может, о своих бывших товарищах расскажешь? Неужели ни о ком ничего не знаешь?

Полтора Ивана пожевал губами. Спросил с вялой ехидцей:

— Про этих хотите, про Моцарта и Сальери ваших?

— Про них, про Русю...

— Про нее не знаю. А эти... — Полтора Ивана пожал плечами. — У Бойко, сказывали, батько бандюгой ране был. Ленька по той же дорожке пошел, в полицаи. А Сашка сховался, не нашли его. А потом, слыхал, все ж таки ликвидировали. Ленька и выдал, надо думать. — Тут Полтора Ивана ухмыльнулся. — Почти что по Пушкину получилось, только заместо яду...

Нет, не хотел, не мог я в это поверить. И выкрикнул:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.