— Беды?

— Да, беды несбывшихся надежд. А может, и худшей какой беды в этом союзе-соперничестве Моцарта и Сальери школьного масштаба.

— Вы о Башевском и Бойко?

— О ком же еще?

...Леня и Саша приходили к Русе чуть ли не ежедневно. Прасковья Семеновна пекла пышки. Руся ставила самовар. Вчетвером мы, единой семьей, пили чай с клубничным, вишневым, а то и особо душистым вареньем из розовых лепестков. Саша и Леня читали стихи, свои и чужие. Руся брала гитару, пела старые романсы. Прасковья Семеновна подремывала в кресле, время от времени поглядывая на них с добрым лукавством.

Я слушал песни обычно из своей комнаты, проверяя сочинения и диктанты, составляя планы уроков или обдумывая сюжет повести, которую собирался написать, — школьной повести без проблемы отметок, без конфликта поколений, повести о трепетном рождении и воспитании чувств. Мне хорошо работалось под песни, под чистое и глубокое звучание низкого Русиного голоса. Наверно, я и сам был немного влюблен в Русю, и легко было вообразить, что она поет для меня.

В 10 — 11 часов Руся выставляла друзей.

— До завтра, мальчики.

Руся относилась к Лене и Саше, по видимости, роено, словно береглась одарить того или другого лишним знаком внимания. Даже похвалы стихам раздавала, соблюдая единую меру. Саше: «Красиво... дух захватывает»; Лене: «Здорово получается, совсем на Пушкина (Лермонтова, Некрасова) похоже».

Руся завела для стихов своих друзей тетрадь — толстую, в буро-коричневой клеенчатой обложке. Придумала для нее название: «Весна вдвоем». Спросила однажды меня:

— Может, когда-нибудь напечатают такую книжку?

— Может быть, Руся, — Ответил я и не слукавил. В Сашин талант верил. А Леня все успешней овладевал ремеслом версификации. Грешен, размышлял я компромиссно: кто же не знает, что девять десятых книг стихов держатся на одной версификации.

Прасковья Семеновна, при сем присутствовавшая, неожиданно вмешалась.

— От Сашиных стихов, как от вина молодого, голову кружит, — сказала она, — а от Лениных в сон бросает. Только, если выбирать, за кого замуж идти, надо за Леню, надежный.

— Смешная ты, мама, — сказала Руся, — у нас в школе самый надежный — директор, Петр Васильевич Довгань, никуда уж не денется. Может, за него замуж пойти?

...На беду был, видно, помянут Петр Васильевич ни к селу ни к городу. Разумный же человек, а проговорился в учительской насчет школьных Моцарта и Сальери. И кличка эта прошмыгнула в класс. Шепоток-шепоток, а там, глядишь, и ярлычок.

Может быть, и беззлобно, шутки глупой ради, туповатый дылда, по прозвищу Полтора Ивана, спросил Леню на перемене:

— Ну, как, Сальери, готовишь яд для Моцарта?

У Лени хватило выдержки, пожав плечами, отвернуться. Но Саша, выкрикнув «гад», со всего размаху двинул Полтора Ивана по скуле. Тут-то наш силач озверел. От сокрушительного удара Саша свалился, как теленок под обухом, и грохнулся головой о пол. И отлетел к доске, согнувшись в три погибели, Леня, бросившийся на помощь другу.

Мы с Русей беседовали в коридоре, о чем уж не помню. Вбежали в класс на шум. Полтора Ивана, поглядывая на свои кулаки-кувалды, пробормотал:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.