— Что ты предлагаешь? Конкретно? — спросил Краев.
Толика Кепко невозможно было узнать. Куда подевалась его мягкость, круглость слов и движений?
— Начать с того, что набить тебе морду! Если бы ты был человеком, Паша бы не молчал. Я его родил, но пуповина давно перерезана. Он отдалился. Он твой!
В дверь позвонили. Кепко взглянул на Краева, кивнул на дверь, и старший тренер, виновато улыбаясь, пошел открывать.
— Зачем мы живем? Пашем зачем? Сантиметры? Секунды? Рекорды? Людей мы делаем! Людей! Наступает час, когда каждый должен ответить...
— Добрый вечер. — В комнату вошел Гуров. — Извините. — Он протянул Кепко руку. — Здравствуйте, Анатолий Петрович. Я к вам. — Он оглядел присутствующих. — Ваши друзья? Они могут остаться. Это даже хорошо, что вы все вместе.
Павел Астахов родился в лесу, в шалаше, приняла его в жизнь бабушка, шлепнула, чтобы гукнул и воздуху глотнул, пуповину перегрызла.
Семья Астаховых была по-своему уникальной, в ней рождались только мужчины, причем почему-то называли их посменно только Александрами и Павлами. Прадедушка Астахова девяностолетний Александр Павлович, дедушка Павел Александрович, отец Александр Павлович родились и жили в лесу. Лес был их родиной, домом и единственно возможной средой обитания. Прадед появился на свет в конце прошлого века и города никогда не видел, захаживал в ближайшую деревню за солью, хлебом и порохом. Дед в Городе несколько раз появлялся, грозился даже слетать на самолете в Москву, угрозам его никто не верил. Отец учился в семилетке, отслужил армию, окончил сельскохозяйственный техникум и вернулся домой лесничим. Первый из нас на должности, говорил прадед, живет как царь да еще зарплату от государства получает.
Мать родила Павла и через год скончалась от неустановленной болезни. Вообще женщины в семье не больно-то задерживались. Исключение составляла бабушка, которая принимала Павла. Она свято верила, что задержалась на этом свете благодаря Павлу-меньшому, который, оставшись без матери, помирать бабке запретил. Она его выкормила, на ноги поставила, а потом и срок миновал, так и осталась одна в мужском окружении. Недавно ей исполнилось семьдесят. В городе ее сверстницы еще и о нарядах заботятся, иные даже мужей приглядывают, а в лесу семьдесят, когда сызмальства на земле, согнувшись от зари до зари, — возраст совсем согбенный. Мужики же, наоборот, все были статные и молодые. Относительно, конечно: девяностолетний Александр Павлович — его в семье звали дедом — дедом и был. Однако он не грелся на завалинке в валеночках, а расхаживал вокруг дома в привезенных из Америки кроссовках, приглядывал за тучками, следил за солнышком, давал младшеньким указания. Честно сказать, приказы его лет десять как не выполнялись. Дед нашего героя Павел Александрович, именуемый отцом, в семьдесят один сидел в седле легко и вверенный семье лес мог объехать с двумя ночевками. Родителя Павла дома величали Сашком, хотя официально да и фактически он являлся полновластным хозяином. Старшие Астаховы жили в лесу легко, радостно, привыкшие к одиночеству, на людях улыбались, были нрава легкого. Сашок получился совсем иным: молчаливый, в решениях крутой, одноразовый, он после смерти жены чуть не двадцать лет жил без женщины, потом привел в дом семнадцатилетнюю, показал ее своему деду и отцу, сказал:
— Анютой звать, будет в доме жить.
Павел учился в сельской школе, на беду, она сгорела, и самый меньшой Астахов переехал в Город, в школу-интернат со спортивным уклоном. Здесь его увидел Анатолий Петрович Кепко, тайга в генах и опытные любящие руки тренера вылепили Павла Астахова.
Две недели зимой, месяц летом Павел жил в семье.
Сказал, что поступил в педагогический. Астаховы врать не учились, Павел и не солгал, умолчал только, какую науку он преподавать будет. Когда отец узнал о сыне правду в полном объеме, то... дом он не поджег, уехал в тайгу и вернулся лишь через полгода.
Спас положение Анатолий Петрович Кепко, который регулярно посылал на имя самого старшего Астахова все газеты, где говорилось о Павле. Тренер самолично отвез в лес глобус, воткнул флажки в города, где выступал Павел, оставил коробочку с запасными флажками и сообщал обо всех передвижениях правнука по белу свету.
Глобус стоял у деда в комнате на видном месте и походил на ежика. Читать дед умел. Разглядывая глобус с любопытством, порой неодобрительно качал головой, говорил громко, хотя в комнате никого не было:
— Непорядок. В Европе и этой Америке вон сколько понатыкано, а с энтой стороны, — он поворачивал глобус, — где Япония, и ниже, где эта Австралия, почти ничего не торчит. Африка практически не охвачена. — Дед уже больше десяти лет слушал транзистор, в лексиконе его происходили сильные изменения.
Последний раз Павел был дома прошлым летом. Во время соревнований он травмировался, врачи вынесли приговор: разрыв мышц задней поверхности бедра, месяц никаких тренировок.
Дом у Астаховых был солидный, двухэтажный, с большой открытой верандой. У старших было по комнате на первом этаже. В их владениях царила старина, которую нарушал лишь глобус, утыканный флажками, пахло табаком, пряными травами. В передней части дома гостиная и веранда обставлены по-городскому, даже телевизор цветной транзисторный родом из Японии. Люстра из Праги, посуда из Берлина, мебель финская.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ
Владимир Чичеров, бригадир слесарей-сборщиков объединения «Ленинградский Металлический завод», член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета РСФСР, дважды Герой Социалистического труда
Раиса Злобина, секретарь Липецкого обкома КПСС