Ведь для Есенина марксова премудрость скучна, она чужда ему, он только притворяется, что:
«Я полон дум об индустриальной мощи»...
Он был гораздо искреннее, когда писал несколько лет ранее:
«Черт бы взял тебя, скверный гость,
Наша песня с тобой не вживется.
Жаль, что в детстве тебя не пришлось
Утопить, как ведро в колодце».
Это об индустрии!
Люди, которые сомневаются в крестьянском нутре поэзии Есенина, рассматривают крестьянство, как нечто единое. Они видят только передовое, идущее бок - обок с пролетариатом, в большинстве случаев, молодое поколение деревни. Есенин не был певцом этой молодой буйной поросли.
Нет, он сам сознается что -
«И теперь, когда вот новым светом
И моей коснулась жизнь судьбы,
Все равно остался я поэтом
Золотой бревенчатой избы».
ОТРЫВ от «живой жизни» придал болезненную остроту этой раздвоенности Есенина. Оно было помножено на бессмыслицу кабацкой жизни, угарного веселья, цыганских песен, беспросветного пьянства, увлеченья, дикой траты жизненной силы. Поэзия Есенина, не теряя подчас жуткой выразительности, приобрела какую - то зловещую окраску хулиганства, скандала.
Есенин сам сознавал, в какой омут тянет его такая обстановка. Он рад бы уйти от нее.
Но корни были уже подточены. Тов. К. Радек глубоко прав, когда пишет, что в городе Есенин знал лишь асфальт, а в асфальт нельзя пустить корни. Попытки Есенина обратиться к Марксу оказались неудачны. Переделать себя, счистить всю кабацкую накипь, сжечь корабли бревенчатой Руси» Есенин не смог. Оттого он с такой болью восклицает:
«Приемлю все, как есть всё принимаю,
Готов идти по выбитым следам.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.