СКАЗАТЬ о слесаре Ваське Селезневе - будто бы и нечего: парень крепкий, высокий, кругом как обточенный, человек - что надо. Плохо было в нем одно: лицо безграмотное, мутное такое, и нельзя было разобрать, какому человеку принадлежит оно - то ли худому, то ли хорошему; и глаза у Селезнева очень сухие, без приятности.
Работает Селезнев в мастерских малого ремонта. Мастерские недалеко, из окна через овраг видно, и надоели эти мастерские Ваське до того, что иной раз мысли, помутнев, начинали беситься:
- Ах, да провалитесь вы к черту в брюхо! - ругался Селезнев, разглядывая красные стены машинного отделения.
С четырнадцати до двадцати! В первый - то раз ничего, даже казалось интересным, а потом чувствовал себя загнанным в какую - то железную трубу, где нужно было бегать по углам изгибов, бегать без остановки - и конца этому не предвиделось, и выхода отсюда не было. За шесть лет высохли глаза, испарились в них росинки прежнего любопытства. Ласковый в детстве, он приходил теперь к матери весь оскаленный скрытой злобой и, швыряя голодную получку на стол, выворачивал обидные слова:
- Черт тебя возьми! Не подумала, небось, когда с отцом спала, нужно родить каторжанина или не нужно?
- Что ж, Васенька... я, Васенька... - пробует оправдаться она. И ничего - то у нее не получается, - то - есть никакого хорошего утешения.
Василий Селезнев молод, он еще в первых числах февраля весну чувствует.
Идет на работу и все выглядывает в концы улиц: ню знает, может быть, там уже и степи зеленеют, может, леса загуляли, и реки вскрылись. Если потянет ветерком оттуда, молодо и сочно заиграют ноздри, думает: не придет ли солнце, не убежит ли печаль серых стен улиц и не порвется ли железная труба, бесконечный Васькин путь.
Проходили феврали, марты и другие, положенные скукой месяца, и как - будто их причесывал сам черт. Ревели гудки по утрам, тявкали густо и коротко вечерами. Васька ходил и ходил. Когда думал, когда вовсе не думал.
Мысли угорали. Сегодня подшипники пришабриваешь, буксы заправляешь, на завтра рессоры меняешь, и опять подшипники пришабриваешь. Этак год, два, а ну как проживешь лет семьдесят. «От четырнадцати - пятьдесят шесть будет», - ужасался Васька.
- Господи, господи! - говорил он иногда. - Как же это? Что же это?
Говорил ночью, когда освежалась голова от грохота молотков, треска сверлильных станков и от копоти паровозных труб; говорил и прислушивался, но никто ему не отвечал.
Бредила в полусне старая мать, попискивали мыши, пахло сыростью и какой - то кухонной гнилью. Слово «господи» говорилось пусто, до того пусто, что Селезнев не отличал его от крепкого матюга, сказанного следом за «господи».
Конечно, лучше не глядеть по весне в концы улиц, а - что делать, когда всякий раз, идя вечером домой с работы, он упирался в светлые окна квартиры начальника мастерских, инженера Кривошеина. Видел широкие цветы, слышал голосок, чужой для Селезнева, однако приятный.
Дочь у начальника такая свежая, чистенькая и подбористая, как канарейка. Кто узнает, зачем Васька укорачивает шаг? Кто догадается, как ему обидно, а тут еще слова нежные, полные заботливости:
- Леля! хочешь я тебе сухариков поджарю. Ты что будешь кушать - кофе или молоко?
БЫЛ ТАКОЙ необычный февраль. Трудно поверить, но, кажется, где - то лопнула железная труба, и в первый раз за всю жизнь показалось, что улицы, пожалуй, действительно разбегутся. Работали в две смены; за месяц выбрасывали на рельсы сотни латанных вагонов; заработки увеличились вдвое, - и все гнали, гнали, чтобы успеть перевезти бесконечные эшелоны солдат на фронт. Одолевала всех муть, какой - то бешеной устали перед концом.
. Чего раньше не было, теперь было: начальник мастерских собирал рабочих в огромном малярном цехе и кричал, явно подражая военным:
- За родину! За Россию - матушку постоим, братцы!
Февраль - необычный месяц. Рабочая горячка неожиданно оборвалась, в мастерские ввалилась ранняя весна и развесила красные флаги, гудки заткнулись, улицы города закричали живыми голосами.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.