Этот образ воплощает ту «бревенчатую Русь», которая еще глухо сопротивляется исторически неотвратимому движению к машине, к трактору, к электрификации. Личная обреченность Есенина, выступающая в его стихах, так же как будто воплощает в себе обреченность этой «бревенчатой Руси».
Есенин пытался принять революцию. Ни принять ее по - настоящему он мог только в ее стихийном, еще не одухотворенном ленинским разумом, этапе. Он приемлет бунт. Его поэма о Пугачеве блистает отдельными великолепными местами. Его «Марфа Посадница» приближается к лучшим образцам русской поэзии. В 1914 году поэт возвышается до бунта против царя, вспоминает о героизме Марфы Посадницы, боровшейся за вольности Новгорода.
Октябрьскую революцию он также принимает, как стихию, сметающую на своем пути все оковы.
«Ревут валы,
Поет гроза»...
Но все это в окружении церковных слов и образов, все это сквозь пелену полурелигиозного тумана:
«Небо - как колокол,
Месяц - язык.
Мать моя - родина,
Я - большевик.
Братья - миряне,
Вам моя песнь,
Слышу в тумане я
Светлую весть».
Пытался Есенин и всерьез запеть в лад с революцией, но это ему плохо удавалось. Он не находил для этого нужных и полновесных слов:
«Я вижу все и ясно понимаю,
Что эра новая - не фунт изюму вам»...
Как плохо! Как неуклюже и далеко от обычной теплоты Есенинских образов! Но разгадка тут же, несколькими строчками ниже:
«Давай, Сергей, за Маркса тихо сядем,
Понюхаем премудрость скучных строк»..,
В 9-м номере читайте о Верховном канцлере Российской империи в годы правления Елизаветы Петровны Алексее Петровиче Бестужеве-Рюмине, о нелегкой, драматической судьбе первого российского посла в Афганистане Ивана Викторовича Виткевича, о Надежде фон Мекк – женщине, видевшей смысл своего существования в музыке Петра Ильича Чайковского, о жизни и творчестве Квентина Тарантино, окончание остросюжетного романа Андрея Дышева «Троянская лошадка» и многое другое.