С Олегом они не то чтоб дружили, но относились друг к другу доброжелательно. Сблизили их шахматы, оба неплохо играли, тянули на второй разряд. И в обеденный перерыв, погасив красный свет, поднимали черную штору на зарешеченном окне, варили на электроплитке в старой алюминиевой кастрюльке сосиски, кипятили воду для кофе, раскладывали кто что принес из дому и, жуя, расставляли на картонной шахматной доске фигурки, одну черную утерянную ладью заменяла пустая кассета от фотопленки.
— Ну, что, разыгрываем сегодня этюд из журнала? — спросил Романец.
— Ладно, вари сосиски. Пойду позвоню в «Интурист», договорюсь на завтра.
В том, как люди едят, нередко виден их характер. Олег даже здесь, в лаборатории, хотел некоего домашнего подобия. Держал тарелки, две вилки и нож, салфетку, на которой нарезал хлеб. Ел он с тщательностью. аккуратно очищал сосиску от кожицы, отрезал по кусочку и макал в горчицу на краю тарелки. Романец все это упрощал, не сдирая кожу с сосиски, разрезал ее вдоль, клал на ломоть хлеба, густо намазывал горчицей, откусывал большой кусок, жевал и при этом разговаривал. Олег же отвечал ему, только все прожевав и проглотив.
— В субботу за город не собираешься? — спросил Зданевич, ставя ферзя на черное поле.
— В су-ббо-ту, в су-ббо-ту, — пропел, раздумывая над ходом, Романец. — Нет, мне надо съездить к тетке. Лекарство отвезти. С трудом достал через фарцовщиков, импортное какое-то. Да и с бензином туго.
— А что с теткой?
— Перенесла инсульт. Диабет тяжелый. — Он надкусил большой кусок хлеба с сыром, запил глотком кофе. — Врачи настроены пессимистически.
— А сколько ей?
— Семьдесят семь... Шах.
— Многовато, — покивал Олег, убирая короля... — Еще кофе?
— Пожалуй... А я пойду вот так, маэстро. Это вашему слону тоже диабет...
Так, переговариваясь, они завершили обед и шахматную партию...
Почты за праздничные дни скопилось много. Сергей Ильич Голенок привык, что ничего не значащих писем в их адрес не поступает, из каждого, казавшегося даже пустым или безнадежным, нередко выуживалась какая-то мелочь, намек, который потом становился отправным, главным в розыске.
Вскрывая конверты, он раскладывал их содержимое в известном ему порядке. Так дошла очередь и до ответного письма на запрос, посланный Сергеем Ильичом накануне праздников. И не было в нем для Голенка ничего неожиданного — ни разочаровывающего, ни радостного.
«Подгорскому отделению представительства Инюрколлегии УССР. На ваш Р-935 от 25 апреля 1980 г.
Сообщаю, что, как значится по областному адресному бюро, в Подгорске проживают четыре лица по фамилии Бучинские. Кроме того, в населенных пунктах области имеются двое лиц по фамилии Бучинские и гражданка Бабич У. В., урожденная Бучинская. Справки с их адресами прилагаем.
Начальник адресного бюро УВД Подгорского облисполкома».
Прочитав справку, Сергей Ильич подумал, какую сеть придется забрасывать. По опыту знал, что от семи Бучинских пойдут такие круги, которые всколыхнут и поднимут с илистого дна времени десятки живых и покойников, возможно, имеющих, а возможно, и нет кровное отношение к человеку, оставившему в США после себя 300 000 долларов. И из всех нужно будет выловить одного или нескольких, кто в конце обретет законное право на эти деньги.
Сейчас предстояло направить семь писем-запросов: четыре — жителям Подгорска в разные адреса и три — в районы области. И все — одного содержания. Он начал в том порядке, в каком они шли в справке адресного бюро:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.