— Слушаю, — снял трубку Сергей Ильич.

— Здравствуй. Сережа. Как живешь? Все добываешь валюту? — звучал в хрубке глуховатый, чуть насмешливый голос.

— Добываю, добываю, Богдан Григорьевич. — Сергей Ильич узнал говорившего. — Как вы? Давно не объявлялись.

— Что я? Пенсионер, свободный художник. Привожу в порядок свои архивы. Надо готовить завещание. Мне ведь уже семьдесят пять. Учти, все достанется тебе. Денег не жди. А вот бумаги мои — капитал в вашем деле. — Слова были серьезные, но Сергей Ильич улавливал знакомый смешок после каждой фразы.

— Рано вы о завещании. Кто знает, кого первым господь призовет на собеседование.

— Тоже верно... Я вот чего беспокою: не знаешь. Миня в городе? Два дня звоню ему, никто не отвечает. Дай мне его домашний, не могу найти у себя.

— Он мог куда-нибудь на происшествие уехать... Запишите: 42-18-73, — продиктовал Сергей Ильич.

— Ну ладно, будь здоров...

4

Опустив трубку на крючок допотопного настенного телефона, висевшего в большой прямоугольной прихожей. Богдан Григорьевич вернулся в комнату, положил пятерку в маленький измятый кожаный кошелек, туго застегивавшийся заходившими друг за друга никелированными шариками, проверил, как обычно, выключен ли газ. Жил он в одной комнате старого одноэтажного дома. Две другие комнаты с кухней занимала соседка, вышедшая на пенсию швея, имевшая окрестных клиентов, которым всегда требовалось то что-то укоротить, то удлинить или вшить в юбку «молнию».

В доме была еще мансарда, на нее вела поскрипывавшая крутая лестница. Неказистое зданьице это на улице Садовой было последним, за ним начинался запущенный лесопарк, куда любили ходить парочки и где выгуливали собак близживущие любители животных.

Каждый сантиметр в комнате казался обжитым давно и надежно. Стол, стулья, кушетка, платяной шкаф — все куплено по отдельности и в разное время: что-то в мебельном- магазине, что-то в комиссионном. что-то с рук. Основное место занимали полки и стеллажи с книгами и папками. Если мансардой пользовалась соседка — держала соленья, какую-то рухлядь, сушила в непогоду белье, то полуподвал по взаимному соглашению принадлежал Богдану Григорьевичу. Там имелась кафельная печь, старый стол, выкрашенный белой масляной краской, две табуретки. Здесь Шиманович иногда работал. И здесь стены были уставлены стеллажами, на которых хранились подшивки газет, выходивших в Галиции и на Волыни с начала века.

Среди многих людей Богдан Григорьевич слыл чудаком. Он выпадал из их стереотипов, из нормальных, как считали, представлений о быте, образе жизни, одежде. Он был не как все, непонятен, а потому у одних вызывал непонимание, у других снисходительную жалость: пусть на пенсии, но все же человек с высшим образованием, юрист, знает языки, мог бы подрабатывать репетиторством, переводами технической литературы, что дало бы возможность отремонтировать квартиру, прилично обставить ее, одеться солидней, а не ходить замухрышкой с огромной брезентовой сумкой. Но людям этим было невдомек, что ведь и они заслуживают снисхождения, и, понимая это, Богдан Григорьевич безвозмездно дарил им его.

Он родился на Волыни, в Горохове, в семье адвоката, но вот уже шестьдесят лет, как жил в Подгорске, где до войны окончил юридический факультет и куда в 1945 году вернулся преподавать латынь и уголовное право. В 1956 году его изгнали из университета. В приказе значилось: «...за систематическое появление на лекциях перед студентами в нетрезвом виде». Что же, водился за Богданом Григорьевичем такой грешок. Но правда и то, что студенты любили его за доброту, образованность, демократичность, особенно бывшие фронтовики, с которыми не раз веселой компанией заглядывал Богдан Григорьевич в пивную около университета. Но правда его увольнения состояла в другом — в ненависти проректора. Была и причина. Когда-то они дружили. В 1949-м зашел однажды Шиманович к проректору домой, тот в ту пору был еще замдекана, и застал его сидящим на полу среди кучи книг. Он перебирал их, что-то рвал, швырял в печь. Богдан Григорьевич вытащил из развала том Грушевского. «Ты что, спятил?» — сказал он хозяину. «Рискованно сейчас это держать». «Я возьму себе?» — попросил Богдан Григорьевич. И унес. Года четыре спустя, июльским вечером, подвыпивший Богдан Григорьевич вспомнил, что сегодня день рождения проректора, нашел какого-то мальчишку, дал ему на мороженое и велел отнести по такому-то адресу пакет. В доме проректора был разгар пиршества. Мальчишка вручил пакет хозяйке, она, не подозревая подвоха, отдала кому-то из гостей, тот содрал оберточную бумагу, посмотрел недоуменно на потрепанную книгу, открыл и, увидев на титульном листе надпись, стал читать вслух: «Огонь от сожженных книг поджег печи Освенцима». Кроме хозяина, никто ничего не понял. Об этой странной шутке тут же забыли: хозяйка внесла торт. Именинник не спал всю ночь.

Из университета Богдан Григорьевич перешел в адвокатуру, а затем в нотариальную контору, где и просидел до самой пенсии. Но была у него и другая работа. Она ничем не оплачивалась, вмещала в себя страсть и страдания, наслаждение и разочарование, подвижничество и упорство. Богдан Григорьевич полвека собирал родословные, всякие ведомости, например, кому, когда и за что были пожалованы титулы, земли, поместья, кто, когда и за что был награжден теми или иными орденами; имелась хронологическая история папства, история фирм, адвокатских контор, издательств, гостиниц, кинотеатров, ресторанов, косметических салонов и прочее, и прочее, где его прежде всего интересовали персоналии: основатели, владельцы, наследники.

Полвека Богдан Григорьевич занимался подобным собирательством. По всем этим изданиям за пятьдесят лет он составил картотеку, в ней можно было найти тысячи родословных, генеалогических карт, проследить передвижения во времени и пространстве сотен и сотен людей, узнать, кто обанкротился, а кто разбогател, поскольку в прежние годы газеты, справочники, разного толка ежегодники давали подобную информацию о людях, мало-мальски находившихся на поверхности.

Если кто-то и посмеивался над увлечением Богдана Григорьевича, то, видимо, не знал, как часто к нему за справкой обращались историки, литераторы, юристы, архивариусы...

5

В 1951 году, получив дипломы, они на прощальном вечере в честь окончания университета поклялись каждые пять лет, первого мая, собираться и отмечать это событие. От пятилетия к пятилетию съезжалось все меньше давних выпускников юрфака: кто-то не мог по семейным обстоятельствам, кто-то по служебным, по состоянию здоровья, начала гулять по их рядам и смерть со своей гребенкой, вычесывая то одного, то другого, напоминая, что время движется в одном направлении...

В этот раз решили собраться на год раньше, и не первого, а девятого мая, поскольку можно было совместить с тридцатипятилетием Победы — среди них было много фронтовиков. Обычно заказывали малый банкетный зал в «Интуристе»: непременно приглашали двух-трех любимых преподавателей, среди которых всегда оказывался Богдан Григорьевич Шиманович. Из женщин допускались только сокурсницы, иногда они являлись и чьими-то женами. Эти посиделки вносили нервозность в жизнь администрации ресторана и официантов, ведь бывшие студенты стали за минувшие тридцать лет прокурорами и следователями, работниками обкома партии и важными милицейскими да судейскими чинами, сотрудниками облюста и адвокатами.

Если бы в этот вечер кто-нибудь грозно-предостерегающе, прорвавшись сквозь шум голосов, объявил, что один из присутствующих будет вскоре убит, они бы все дружно ответили смехом на такое пророчество: так нелепо оно прозвучало бы в разгул застолья, когда жизнь радовала встречей, обилием хорошей еды и выпивкой на все вкусы. Но так уж устроен человек — он не верит в свою смерть, хотя даже самый последний дурак знает, что она неминуема...

Стол накрыли, как и четыре года назад, на тридцать две персоны, однако прибыло только двадцать четыре человека, не хватало в основном тех, кому добираться из дальних городов и весей страны, и тех, кто жил поближе, да служил уже повыше. О последних, пренебрегающих, беспечно-иронично, а то и с жалостью к ним, подумали: «Бог с ними, была бы честь... Мы-то переживем, обойдемся...»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 17
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.