— Одного человека. Потерпите, не обижайтесь, я скажу вам попозже, — осторожно, держась за края платка, Щерба завернул прозрачную коробочку и протянул ее Скорику...
Утром, не заходя на работу, Сергей Ильич отправился на автостанцию, в фанерной будке купил билет на рейсовый автобус Подгорск — Ужва и, сев в полупустую машину, стал ждать отправления. Шофер в кабине что-то жевал, не спешил, хотя уже пора было ехать, видно, надеялся, что пассажиры еще подойдут.
Вчера и позавчера пришла почта из Литвы и Белоруссии — ответы на запросы Сергея Ильича из населенных пунктов Троки — Тракай. И никаких следов Бучинских: «Нет», «Не числятся», «Не проживали», «Не проживают», «Не значатся». Ни огорчения, ни разочарования эти ответы у Сергея Ильича не вызвали. Он привык к двум результатам в своей работе: «да» — «нет». И многолетнее такое однообразие не порождало никаких эмоций.
Сегодня он должен окончательно прояснить все, что касается Ульяны Васильевны Бабич, Автобус выбрался из сутолоки центра и катил по широким улицам нового микрорайона, за которым начиналось рыжее поле.
Коротая время, Сергей Ильич думал о том, какие дальнейшие шаги предпримет в поисках наследников 300 тысяч долларов, окажись Ульяна Васильевна Бабич не тем лицом, которое он ищет. И еще он подумал (впервые): странно, что Бучинский не оставил завещания, как это принято на Западе, тем более что оказался человеком состоятельным, и уж он-то знал, кто должен унаследовать все, что останется после его смерти. В чем же дело? Считал, что совершенно одинок, завещать было некому?..
Так он доехал до Ужвы. Тут же, на площади, где была конечная остановка, посидел на скамье, передохнул, покурил и двинулся на Черешневую улицу.
Калитка дома номер пять была заперта, окна затворены, и за стеклами видны были глухие шторы. Во дворе ни души. Постояв какое-то время и убедившись, что дом пуст„ Сергей Ильич направился к соседней калитке, скобкой поднял щеколду, вошел во двор и по шуршащей гравийной дорожке поднялся на крылечко, постучал в крашеную белую дверь.
— Входите, открыто! — раздался голос.
Войдя, Сергей Ильич не сразу увидел в темноватой прихожей хозяина, который, склонившись, переливал из молочного бидона в трехлитровую банку тягучий, приторно пахший цветами мед.
— Вы ко мне? — выпрямляясь и вытирая руки мокрой тряпкой, спросил хозяин. — Проходите. — Он первым прошел в дверь, распахнутую в светлую кухню. И Сергей Ильич разглядел его — невероятно худого, плоскогрудого, в старенькой желтой с коричневыми полосками сорочке, заправленной в широченные брюки, державшиеся на подтяжках.
— Здравствуйте, — сказал Сергей Ильич. — Извините за вторжение. Я, собственно, к соседке вашей, Ульяне Васильевне. Но там, по-моему, никого нет.
— Никого, — сказал хозяин. — А вы, простите, откуда будете?
— Из области. Я юрист. Приехал по важному для нее делу.
— Ульяна в больнице. Инсульт у нее. Вас как звать?
— Сергей Ильич.
— А меня Марьян Зенонович.
— Как ее здоровье? — спросил Сергей Ильич.
— Плохо. Надежды мало.
— Марьян Зенонович, вы хорошо знали их семью, Ульяну Васильевну, ее мужа? Понимаете, мне нужно кое-что уточнить о ее родне. Скажу вам откровенно, речь идет об открывшемся наследстве.
— Ишь ты, как! — Хозяин весело вскинул руками. — Все расскажу, что знаю, может, и мне чего перепадет из наследства того. — Он добродушно рассмеялся и уже серьезно добавил: — Семью их знаю тридцать четыре года, как переехали сюда в сорок шестом из Хабаровска, так мы рядом и живем, строились тут разом. Я Антону помогал, Бабичу покойному, он — мне. Спрашивайте, скажу, что помню.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.