трется: и библиофилы, и солидные спекулянты, и просто книжные жучки, паразитирующие на чьей-то страсти. Многие Шимановича знают, он, похоже, свой человек в этой среде. Ну, в смысле давний знакомый. Но в день убийства его никто не видел, хотя по субботам он обычно там появлялся.
— Вам или розыскникам фамилия Зубарев не попадалась?
— Нет. А кто это?
— На календаре-памятке есть запись, сделанная рукой Шимановича: «8 р. Зубареву. Том Кони дефектный». Тут фамилия, пожалуй, связана с книгой. Надо оперативным путем установить этого Зубарева.
— Я займусь... Участковым были опрошены соседи по улице. Шимановича там почти все знают. Но в тот день никто его не видел, кроме продавщицы из молочного магазина. Ящики с бутылками и бидоны со сметаной ей сгружают до открытия магазина. Так вот, она показала, что рано утром, когда втаскивала бидон со сметаной ' в подсобку, мимо прошел Шиманович и поздоровался с нею. Проверка лиц, вышедших из заключения, ничего не дала.
— Алиби?
— Можно считать, что да. — Скорик заглянул в бумажку, которую держал на краешке стола. — Слесарь из домоуправления, делавший по просьбе соседки ключи для Шимановича, Игнат Петрович Войтюк. Я беседовал с ним. Старик, семьдесят два года. Давно на пенсии. В штате домоуправления уже не работает. Но многие с этой улицы обращаются к нему по старой памяти. Пока дождешься слесаря по вызову, сто лет пройдет. Вот люди и идут к нему. Кто с просьбой прочистить канализацию, кто кран поменять, ключ сделать, замок врезать. Ключи действительно делал он, я ему их показал, он опознал. Характеризуется хорошо. Живет скромно. Их трое — сам Войтюк, невестка и двенадцатилетний внук. Сын — прапорщик — служит где-то в Средней Азии. Что тут еще? — Скорик снова посмотрел в свой кондуит. — Ага, пленка со стола Шимановича. Отпечатки пальцев, снятые с обоих рулончиков, пока идентифицировать не удалось. Плохо, что у нас нет банка. — Скорик вопросительно посмотрел на Щербу.
— Какого банка? — не понял тот.
— Банк памяти у ЭВМ. Заложил искомые «пальцы», нажал кнопку, и на дисплее получаешь ответ.
— Будет и у нас, — серьезно ответил Щерба.
— Когда? — обрадованно спросил Скорик.
— Когда я уже уйду на пенсию. А может, к вашему уходу на заслуженный... Ладно, вернемся к нашим баранам, Виктор Борисович. По тем результатам, которые мы имеем, у меня сложилось впечатление, что действовал тут одиночка. Нет впечатления присутствия вообще кого-либо постороннего. Если бы, конечно, не «пальцы» на рулончиках фотопленки и оставленное почему-то на тумбочке у двери орудие убийства. На теле Шимановича никаких следов борьбы, сопротивления — ни царапин, ни гематом. Убийство, похоже, непредумышленное. Но мотивы, мотивы?! Проник убийца, по всей вероятности, элементарно: явился через дверь и вышел через нее. Допустим он пришел вместе с Шимановичем, тот его привел. Зачем? Образ жизни Шимановича? Книжник, скажем, архивариус. Привел, чтоб продать что-то, но не сторговались? Возникла ссора? Вряд ли. Шиманович, как мне думается, ничего не продавал, скорее приобретал. Предположим, убийца пришел, когда Шиманович был дома и сам открыл ему дверь. Значит, этим путем и удалился. Допустим, что преступник отпер замок утерянными Шимановичем ключами или похищенными у него, пришел с целью ограбить, но хозяин оказался дома. Убив его и увидев, что грабить тут нечего, он заглянул бы и в комнату соседки. Но там ничего, не пропало. И последнее: убийца отпер дверь ключами, которые каким-то образом оказались у него, и стал ждать, когда явится хозяин. Скажем, была у него для этого причина. Едва ли Шиманович дал бы так, за здорово живешь, убить себя, какие-то следы борьбы мы бы обнаружили. Не мог он спокойно прореагировать на незваного гостя. И убит-то был внезапным ударом сзади, то есть жертва добровольно повернулась спиной, ничего не подозревая о намерениях стоявшего за спиной человека... Вы внимательно осмотрели весь дом?
— Да. Чердак, подвал. Ничего такого не нашел. Других дверей, кроме парадных, в доме нет.
— Из того, что мы знаем достоверно, это странное исчезновение пары черных туфель, которые, как утверждает соседка, обязательно должны были стоять на подстилочке у двери.
— Может быть, убийца переобулся в них, а свои унес в руках, чтоб не наследить?
Щерба пожал плечами.
— Туфли надо искать, Виктор Борисович, необходимо еще раз хорошо осмотреть дворик, он небольшой. И соседние, примыкающие к дому. Что еще исчезло из комнаты Шимановича? Этого мы не знаем. По утверждению соседки, все вещи Шимановича на месте. А вот что пропало из его книг, папок, документов? — Щерба посмотрел на Скорика, будто тот знал об этом и только ждал вопроса Михаила Михайловича, чтоб ответить. Скорик внимательно слушал, иногда коротко что-то записывал.
— Теперь вот что... — начал было Щерба и умолк, открыл ящик письменного стола, достал что-то завернутое в свежий носовой платок. То, что Щерба собирался сейчас поручить Скорику, было если не незаконным, то не очень чистоплотным. Он хорошо понимал это, и ему не очень хотелось, будучи зональным, приучать молодого следователя к подобным фокусам. Помимо этих соображений, имелось еще одно немало важное: то, что он намеревался осуществить, являлось непроцессуальным, в случае удачи не имело бы никакой доказательной силы, любой судья утрет ему нос, потому завернутый в платок предметец, а именно коробочка-футляр от кассеты «Денон», не изъята на месте происшествия, не найдена при обыске, то есть не приобщена к делу подобающим образом — с оформлением протокола. Ее Щербе вручили в частной беседе, не имевшей никакого отношения к делу Шимановича. Единственное, чем он оправдывался перед собой, была утешавшая мысль: подтвердись то, во что он хоть и слабо, но поверил, в дальнейшем он найдет иную возможность закрепить версию чистенько, доказательно, процессуально. Щерба развернул платок. — Виктор Борисович, предвижу ваше удивление. Но ничего, липовать мы не станем. Просто хочу проверить одну свою мыслишку. Нужно отдать коробочку экспертам. На ней могут быть «пальцы». Их надо снять и сравнить с теми, что на рулончиках фотопленки из квартиры Шимановича. Вполне возможно, что мои предположения полная чушь, это у каждого из нас случалось, и у вас будет... Футлярчик этот в дело не попадет. А успокоиться хочу.
Не перебивая, Скорик выслушал тираду человека, за которым, знал, шла репутация сильного и грамотного следователя. Спросить хотелось о многом, но он сдержался и задал только один вопрос, кивнув на футлярчик:
— Чей он, Михаил Михайлович?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.