— Ну-ка, ну-ка, — тихо и очень серьезно спросил его Северин, наклоняясь к нему. — И как же тогда «джеф» к тебе попал?
— Все равно не поверите, — обреченно ссутулился Данилевский, понуро отворачиваясь к окну. — Вам галочка нужна: убийцу поймали. А я не убивал, ясно? Пришел к ней на свиданку, как договорились, а она того... уже труп... И рядом это лежит...
Отвернувшись на секунду в мою сторону, Северин показал мне глазами: дескать, черт знает что! Я был с ним полностью согласен. Хорошо, если это всего лишь линия защиты, выбранная Луной: предположим, ему удалось спрятать или уничтожить пистолет, из которого убита Шу-шу, и теперь он хочет использовать таким образом презумпцию невиновности. Я не убивал, а если можете доказать обратное — докажите! Ну, это еще было бы полбеды, тут бы мы еще поборолись, нам не привыкать. А если он не врет? То, что он рассказывает, выглядит настолько фантастическим, что вполне может оказаться правдой. Я представил себе лицо Комарова, когда мы ему об этом докладываем, и мне стало нехорошо.
— Так что можете тут искать до утра, — понуро продолжал Данилевский, — больше ничего у меня нет. — И закончил почти жалобно: — Дайте одеться наконец. Холодно!
В конце концов он выбрал джинсы, рубашку с длинными рукавами, заставил меня два раза сходить в прихожую, менять ему ботинки на кроссовки, долго выбирал носки. Куртку с крыльями Луна не надел, но держал теперь в руках. «В камерах-то не жарко», — хмуро пояснил он.
Северин сказал Балакину:
— Митя, проведи обыск вместе с ребятами до конца. И потщательней. — Он скосил глаз на Данилевского. — А мы в райуправление.
Я одобрительно кивнул. На таком уровне нам со Стасом не надо ничего объяснять друг другу- Здесь, в квартире, при таком количестве народа обстановка для откровений не самая подходящая. А в райуправлении Данилевский сейчас напишет нам собственноручно чистосердечные показания — пусть пока по своей версии. Он не скрывает, что имеет отношение к краже морфия? Очень хорошо! Через час мы будем знать имя того, у кого морфий украден.
— Пошли, — сказал Северин, а Данилевский ответил, поднимаясь со стула:
— Прощай, свободка, здравствуй, кича! Давно не виделись...
И мы двинулись к выходу из комнаты: я впереди, Луна за мной, замыкал Северин. Поэтому, наверное, большая часть того, что произошло в тесной полутемной прихожей, где толклись возле стеклянных дверей понятые и курили два сыщика из отделения, ускользнула от моего внимания. Я уже взялся за ручку входной двери, когда услышал за спиной деловитый возглас Луны: «А вот эта курточка потеплей будет!» И обернулся как раз в тот момент, когда Северин, оттолкнув плечом Данилевского прямо в мои объятия, выхватил что-то у него из рук. А уже через секунду из комнаты донесся его звенящий напряжением голос:
— Товарищи понятые, попрошу сюда! И задержанного приведите!
Когда мы вошли, Стас стоял в дальнем углу, там, где раньше сидел Луна, и держал в руках за плечи черную кожаную куртку, демонстрируя ее всем присутствующим.
— Попрошу занести в протокол, — говорил он зло и торжествующе. — Только что задержанный в вашем присутствии пытался завладеть этой курткой, висев шей на вешалке в прихожей. А теперь... — Северин, обернув руку платком, опустил ее в карман куртки, — мы с вами посмотрим, зачем ему это было нужно.
Не знаю, как понятые, а я лично уже знал, что сейчас увижу. На ладони у Северина лежал пистолет системы «вальтер». В полной тишине, наступившей вслед за этим зрелищем, раздались странные животные звуки. Данилевский рычал и скрипел зубами.
Вот, значит, в какую игру он играл с самого начала! Вот зачем требовал менять ему без конца одежду, зачем отдал нам быстренько морфий, зачем пытался убедить нас, что не убивал Шу-шу! И ведь как все точно психологически ему удалось рассчитать! Пусть даже мы не поверили, что он не убийца. Но зато практически свыклись с мыслью, что раз Данилевский выдвигает такую версию, стало быть, пистолет он или надежно спрятал, или уничтожил. И пусть бессознательно, но расслабились.
А он пистолет не уничтожил и не спрятал. И сразу, с первых секунд понял: оружие все равно найдут при обыске, а тогда ему конец. Как он сам выразился, подрасстрельная статья. И Луна решил пойти ва-банк. Пистолет представлялся ему, вероятно, его последним шансом. И беспрестанной сменой одежды, смысла которой мы не понимали, он хотел добиться, чтобы в решающий момент все восприняли замену одной куртки на другую как очередной каприз. Он, может быть, и мечтал-то выиграть всего секунду-полторы...
Пока писался протокол изъятия, пока пораженные происходящим понятые скрепляли его подписями, Стас в возбуждении гоголем прохаживался по комнате. Данилевский все это время сидел на своем стуле, опустив голову и, зажав между колен крепко сцепленные руки. Наконец Северин схватил еще один стул, подтащил его поближе, уселся рядом с Луной и, пытаясь заглянуть ему в лицо, сказал:
— А ведь я теперь могу тебе сказать, как было дело. Это чтоб тебе легче чистосердечное писать, хорошо? Вы с Салиной морфий пополам и не собирались делить. Ей его у себя держать нельзя было и продавать тоже некому: враз бы, кому надо, об этом пронюхал. Ты ее долю ей деньгами обещал отдать, вот что. Но денег ты ей давать не собирался, а, скорей всего, у тебя их и не было. И ты сделал «куклу». Ты же ведь и маму родную при случае надул бы, не то что бывшую девку! Но она за эти семь лет тоже маленько образовалась, да и тебя знала неплохо. Короче, «куклу» твою она раскусила. Так что убивал ты ее не за половину. Убивал ты ее за весь куш.
И, не дожидаясь ответа, Северин встал.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.