...Встает Мария Ильинична рано. Но не только потому, что не спится, есть и другая забота. Надо в магазин к открытию поспеть — за молоком, творогом. Потому как потом может уже и не быть. А это для нее если и не вопрос жизни и смерти, то уж вопрос поддержания жизни — наверняка: ежемесячная пенсия позволяет «расщедриться», кроме молочных продуктов, на хлеб и — редко, очень редко — на колбасу. Семидесятишестилетняя наша соотечественница получает от государства (в лице Минсобеса РСФСР) 23 рубля 96 копеек в месяц. Правда, несколько лет назад, после смерти мужа, отсудила у дочки ежемесячное пятнадцатирублевое вспомоществование. Но оно почти все уходит на лекарства и плату за квартиру...

Встретился я с Марией Ильиничной Порталимовой в Перовском районном управлении соцобеспечения. Здесь в очередной раз подтвердилось давнее наблюдение: отделы и управления соцобеспечения ютятся в самых тесных, не приспособленных помещениях. Мария Ильинична хлопотала о путевке в подмосковный санаторий, где 24 дня ее будут кормить и поить бесплатно. Заворачивая трясущимися руками в носовой платок документы, она рассказывала о горемычной своей жизни: муж умер, да и в разводе она с ним под конец была, дети пьют... Невесело было ее слушать, но, направляясь в собес, я на веселое и не настраивался.

Кто-то наверняка раздраженно бросит: работать надо было, вот и была бы пенсия, как у людей. Но походя судить о чужой жизни — дело немилосердное. Ведь живет она (и еще 23 миллиона таких, кто получает менее 60 рублей в месяц) в нашем обществе, среди нас с вами, по тем же законам. Точнее, доживает, существует — это, наверное, и нам с вами, и государству нашему упрек. Наш позор и боль наша.

Была бы пенсия, как у людей. А как у людей? По-разному.

Василий Алексеевич Гетман по сравнению с Порталимовой — «богач». У него сейчас — 101 рубль в месяц. Да и дети, слава богу, настоящими людьми выросли. Но сравнивать надо бы не плохое с худшим, а вперед стремиться, в лучшее заглянуть. Гетман — инвалид Великой Отечественной, награжден боевыми орденами и медалями. Так почему же пенсия такая маленькая? — спросите вы. А потому что в послевоенные годы молодым, крепким с виду парням как-то неловко было «числиться» в инвалидах, стыдно. Вот Василий — и таких, как он, было очень много! — в 1949 году отказался от книжки инвалида. А рана правого бедра осталась, и осколки остались, притаились только на время, чтобы напомнить о себе ближе к старости. «Восстановить» инвалидность оказалось куда трудней, чем получить осколок в сорок втором подо Ржевом... (Как тут не вспомнить ежегодные освидетельствования ВТЭКом безруких, безногих калек. Не выросла ли за год новая?!)

Черствость, бездушие, бесчеловечность... Жизнь показывает, что от частоты употребления слов этих ровным счетом ничего не меняется. По-прежнему (и сейчас, на пятом году перестройки!) всесильны и могущественны многочисленные инструкции, циркуляры, положения, рекомендации... Этакая макулатурная стена, за которой в полной безопасности чувствуют себя те, кто требует от больного фронтовика (для начисления 20-процентной надбавки) справки о состоянии здоровья за... 1945 год.

В последнее время в связи с разговорами вокруг нового Закона о пенсиях обнародованы факты, ставящие под серьезное сомнение способность службы социального обеспечения справно исполнять свои обязанности. Бывают случаи, когда пенсионеру в результате перерасчета повышали размер пособия, но забывали сообщить ему об этом. А спохватившись, выплачивали сразу сумму за несколько лет. Конечно, лучше поздно, чем никогда. Но пенсионеры в большинстве своем — люди пожилые, хворые. И исправления ошибок могут просто не дождаться...

Отчего такое становится возможным? Поверьте, не только и не столько из-за нерасторопности, нерадивости собесовских инспекторов. В райсобесах работают, как правило, порядочные, милосердные люди. (Другие бы здесь и не смогли, потому что объем работы, нервное напряжение никак не соответствуют мизерной, я бы сказал, символической оплате труда.)

В Перовском районе Москвы 110 тысяч пенсионеров. Контроль за всем, что связано с их пенсионными делами, осуществляет всего 61 человек. Мыслимо ли это, если учесть, что буквально все приходится делать вручную?!

— Никому и в голову не приходит задуматься, что, скажем, в Калининском районе всего 19 тысяч пенсионеров против наших 110 тысяч, — говорит начальник Перовского РУСО Леонид Чумаков. — А деньги им и нам платят одинаковые. Вот и приходится крутиться, «входить в положение»...

Что может собес? Сегодня возможности эти ничтожны. Издевательски ничтожны, по-другому не скажешь. Так, на первый квартал 1989 года в распоряжение Чумакова были выделены... 200 рублей... «для оказания материальной помощи остро нуждающимся». Двадцати пенсионерам по червонцу. Комментарии, смею надеяться, не нужны.

А надо ли говорить о том, что и самому Чумакову и его подчиненным, а это в основном молодые женщины, приходится слышать от посетителей не только слова благодарности. Чаще — раздражение, безысходная злость от того, что ничего нельзя поделать. И срываются обидные слова, гремят о пол стариковские палки и костыли, летят на стол начальника собеса орденские книжки: за какие грехи такая старость?!

Совсем рядом, в каких-нибудь 3 — 5 минутах ходьбы, бурлит Ленинский проспект. А здесь, на Шаболовке, словно в тихом провинциальном захолустье, все размеренно и покойно. В тени разросшихся деревьев — старый особняк: Министерство социального обеспечения РСФСР. Сюда, минуя достопримечательности Москвы, стекаются со всей страны нуждающиеся в призоре или, говоря сегодняшним языком, в социальном обеспечении.

...Александр Иванович Жданов, 71 год. С шести лет — инвалид, нет одной ноги. Костыль и клюка — его верные помощники в хождениях по инстанциям.

Рассказывает...

— Я из Кировской области. Из тамошнего Яранского дома-интерната.

— А что там не живется? — спрашиваю.

— Э-э-э, — вздыхает, — в Яранском хорошо, государственное обеспечение — завтрак, обед, ужин... Только дела нет... А я сапожник. Не могу так: поел — в карты, снова поел — опять карты... Хочу попроситься в Рублевский интернат — там, говорят, есть работа...

— Где остановились, где ваши вещи?

— Остановился? Да здесь вот и остановился. С вокзала — прямиком сюда. Если быстро все уладится, на вокзале переночую — и обратно. А вещи — сапоги да клещи!..

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.