Ненападение

Спокойный голос принадлежал Молотову. Он обратился к народу, как кондуктор в трамвае: «Граждане и гражданки!..» Почти двадцатилетний мир закончился. На дворе — исторический день 17 сентября 1939 года.

Молодежь, не заставшая предыдущей войны, взрослевшая под могучим пропагандистским прессом, восприняла случившееся возбужденно: вот оно! Началось!.. Реакция старших поколений была, конечно, иной. А сами участники событий были заняты делом.

«В ночь на 17 сентября я находился на НП 6-й армии, — писал будущий начальник нашего Генштаба С. М. Штеменко. — Здесь, как обычно на пороге больших событий, воцарилась деловая напряженность. Поминутно звонили телефоны. один за другим появлялись и исчезали связные из дивизий. И все-таки казалось, что время тянется невыразимо медленно. Наконец обусловленный приказом срок перехода границы настал. Ровно в 5 часов была подана команда, и войска пошли...» А вот свидетельство Евг. Долматовского: «Польские стражницы (погранзаставы. — П. X.) были окружены нашими бойцами. Офицеры стражницы Загачье отчаянно сопротивлялись. Застрочил их пулемет, но вскоре смолк: его заставили замолчать советские гранаты».

Замечательно, что с польской стороны участвуют в бою лишь офицеры. А что поделывают в эту минуту польские солдаты? Впрочем, роли всех граждан Польши четко расписаны: офицеры немножко сопротивляются и гибнут: паны бегут: украинцы, белорусы, а также евреи плачут от счастья; простые поляки ошеломленно взирают на боевую технику Красной Армии. Забыты, правда, польские немцы.

«Нас радостно встречают жители деревень и местечек, — продолжает между тем Долматовский. — Старый еврей-сапожник выходит из своей крохотной, покосившейся мастерской.

— Покажите мне командира-еврея. — говорит он. — Я слышал, что у вас есть евреи-командиры, евреи-комиссары.

— Есть, есть, — отвечает ему лейтенант с узким разрезом глаз. — Я — туркмен, а вот товарищ майор — еврей».

Правдиво и рифмованно излагают события поэты — комсомольцы Литинститута И. Бауков. Б. Заходер. А. Копштейн, М. Луконин, Л. Ошанин, С. Смирнов, А. Яшин: видимо, единственный в истории литературы случай, когда одно стихотворение написал «поэтический колхоз» — семь поэтов вместе:

...Все обиды, всю неправду.
Как бурьян, скосила
Нашей Армии Червонной
Молодая сила....
Старики роняли слезы.
Подолгу глядели
На портрет вождя народов
В походной шинели...

Трогательна эта походная шинель на плечах человека, который уже лет пятнадцать совершает походы только из Кремля на курорт и обратно.

Но вернемся к речи Молотова по радио, ведь она прозвучала через несколько часов уже после начала военных действий. Одним из главных мотивов нашего решения упоминалось угнетение в Польше национальных меньшинств (украинцев и белорусов), это прозвучало как неявное выражение солидарности с Гитлером, также обвинявшим Польшу именно в этом грехе (но по отношению к немцам). До открытой демонстрации солидарности с Гитлером оставались одни сутки.

Во время речи Молотова на улицах собирались толпы у радиорупоров. Вот как восемнадцатого сентября 1939 года «Комсомольская правда» описывала реакцию людей в Киеве:

«...Народ в единодушном порыве бурно аплодирует. Раздаются возгласы:

— Мудрое сталинское решение!

— Освободим наших братьев!

— Хай живе могутня радяньска держава!»

Прохожий тов. Модылевский высказывает при этом оригинальную идею: «Еще теснее сплотимся вокруг нашей партии и великого Сталина».

В тот же день в 15.10 фашистские самолеты разбросали над окруженной Варшавой миллионы листовок: «К населению Варшавы. Ваше правительство сделало город районом битв, лишив его характера открытого города. Ваше военное руководство не только обстреляло город тяжелой артиллерией, но также призвало вас строить на каждой улице баррикады и оказывать германским войскам сильнейшее сопротивление. Требованием от гражданского населения с оружием в руках оказывать сопротивление германским войскам и вести партизанскую войну ваше правительство нарушило международное право...»

Наши газеты перепечатали текст этой длинной листовки без сокращений и комментариев. Зато, когда через неделю Варшава подверглась массированной бомбардировке и в лишенном воды городе начались пожары, об этом не сообщалось ничего.

Семнадцатого сентября по всей нашей стране идут митинги — на заводах в обеденный перерыв, в только что начавших занятия вузах и школах. В Москве, на ВСХВ, на площади Колхозов, собрались сорок тысяч человек. К концу дня руководитель украинской Компартии Никита Сергеевич Хрущев пересекает границу (теперь уже — бывшую границу) и посещает Подволочисск и селение Каменку, «где был радушно встречен ликующим народом». А в Варшаве в это время сражается с фашистами только что освобожденный из польской тюрьмы деятель Компартии Западной Украины Павел Марищук. На днях он погибнет.