Люба Марьина не знала, что житель этого дома, гражданин лет пятидесяти пяти, уже долгое и долгое время являлся певцом хора. Причем недурного хора, одного из более или менее центральных, каких, впрочем, немало у нас в столице, а тем более в стране.
Игорь Адольфович очень уважал большую прочность своего хора и большую прочность своего положения в хоре. Он происходил из простой семьи, и на самом деле его отчество было не Адольфович, а Ардальонович. Но когда-то. лет тридцать с гаком тому назад, оно казалось Игорю... Адольфовичу излишне простоватым. И когда представилась возможность, он это отчество заменил. Никаких родственников у него не осталось, никто и ни в чем уличить его не мог, и Адольфович стало единственной правдой его существования.
Лишь от одного он никак не мог отделаться ощущения — от чувства радости, которое его преследовало по утрам: что все работают, а он поет. Прочувствовав это в очередной раз, он действительно начинал обычно напевать что-то своим приятным баритоном.
Люба, взойдя на крыльцо, сняла болоньевую косынку. которая, конечно, только называется непромокаемой... Да, подумала, прическа же у меня сейчас... «Я упала с самосвала, тормозила головой...» Хозяин распахнул перед Любой дверь, заинтересованный симпатичной, хотя и несколько растрепанной девушкой. Да и кто же, подумал он с усмешкой, в пятьдесят пять не интересуется симпатичными девушками?.. Люба поняла: Ковалев понятия не имел, кто она такая, — и представилась.
По тому напряжению, с которым Ковалев приветливо улыбнулся, стало ясно: дело нечисто, Люба пришла сюда не напрасно.: к сожалению. И тогда, ничего не объясняя, Люба шагнула к окошку и с одного взгляда увидела, что рама не открывается, что она именно прибита! А вдруг лезли не в это окно?
Она прямо повернулась к Ковалеву, который еще продолжал мужественно сохранять остатки галантности. И, глянув на него. Люба поняла, что да, в это окно. Именно в это. Значит, мальчишка. Значит, она на верном пути. «Взяла след!»
— Так почему же вы все-таки не заявили?
— Да собственно... видите ли, голубушка. — Он развел руками таким совершенно мхатовским жестом, чтобы она не забывала, с кем все-таки имеет дело (мы, люди искусства, с нами, что ни говори, связываться особенно не стоит!).
— Не совсем поняла вас. — И она почувствовала с неудовольствием, что отчасти поддалась на это тайное предупреждение.
Ковалев сразу принялся развивать инициативу:
— Ну, видите ли, мне, солисту, как-то нелепо заявлять о двух банках клубничного варенья и старой джинсовой куртке...
— Вы ведь знаете, почему я пришла сюда. Эти люди совершили преступление. Понимаете вы меру своей ответственности?
Ковалев ответил ей жалким, затравленным взглядом.
— Где вы хранили оружие?
— В платяном шкафу...
И закрыл лицо руками — только лысина продолжала сверкать
«Солдат-Юдин»... Выяснилось, что в Скалбе живет две семьи Юдиных. В родственных отношениях не состоят.
Из «представителей молодежи» в одной семье жила Вера Юдина... четырех лет от роду. В другой Николай Юдин, прошлой осенью призванный на Тихоокеанский военно-морской флот. Все остальные Юдины ни по возрасту, ни по комплекции в пролезальщики через узкое окошко не годились. Плохо!
Но, кстати, абсолютно еще не факт, что Юдин, человек, залезший к Ковалеву, и парнишка, которого она тогда встретила на станции («Мопед продал за сорок рублей»), — все они одно и то же лицо.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Международный юношеский турнир сборных команд по футболу
Страницы рукописи. Публикация Татьяны Редько