— Да. испугался. А ты думала, я испугаюсь сказать, что я испугался.
Хорошо. Выходит, пусть «Маши Селезневы» продолжают хапошничать?.. Извините!
Тем более Солдат-Юдин принес в принципе очень спокойную информацию. Хмырь этот, который выследил Славку, сидел круглый день за маленьким столиком под яблоней и что-то строчил... Тут Юдин с особой гордостью вынул обрывок страницы, на котором корявым и в то же время понятным почерком было написано: «...связи с этим задача их изучения состоит не в том, чтобы ограничиться распределением соответствующих синтаксических явлений по классификационным схемам, а в том, чтобы путем анализа данных...»
Текст показался Алене удивительно каким-то нестрашным, заумным, доходяжным. Было вообще непонятно, кого может интересовать подобная чушь. Вдобавок Солдат сказал, что тот перед маленькой дочерью пляшет, что его жена пилит, как будто он какой-нибудь алкаш.
— Ну, видал ты, Демин, чтобы такие приносили вред?
— Я много чего видал! — ответил Демин. — Зачем нам этот пистоль? У меня лично и кулаки отлично работают.
— У тебя голова «неотлично» работает! — Она подождала, посмеет ли Демин что-нибудь произнести. Не посмел. — Ну так вот. Сообщи своему дружку Славику, что я вас жду завтра утром, к десяти. С пистолем. — И она захлопнула калитку.
Теперь, припоминая это все, она лежала в постели и слушала, как за стеной родители «ловят» какого-то занудного философа сквозь шум и треск радиопомех... Это делалось тоже не просто так. Родители объясняли какому-то там гостю: «Мы теперь стали любить звук мессы. Понимаете? Не смысл произносимого, а самый звук. И потом орган... Замечательно!.. По «Голосу Ватикана». Сейчас они ее именно и ловили, эту мессу. Надо же такой дурью заниматься! А ведь полгода назад Алена тоже могла бы...
Прав, сто и тысячу раз прав дядька. Надо заниматься натуральными делами. Месть, справедливость — вот что натурально!
И власть. Этого тоже хотела Алена. Вернее, не тоже, а именно этого!
То есть как, извините? Значит, пусть общество выдры Селезневой остается? Да. Пусть остается. Но только для того, чтобы однажды к ним явилась неизвестная мстительница в маске, взвела курок... Как говорится, «винтовка рождает власть»! И тогда паролем станет фраза: «К Леоновой Алене идешь?»
А потом маску можно снять. И тогда они поймут, на ком джинсы действительно сидят как влитые и у кого действительно выразительные глаза.
Но сперва она, конечно, поиздевается хорошо. Она им отомстит. Она их «пощиплет» немножко. Ничего, не убудет... Девочек, естественно. Мальчишки не должны ее потом ненавидеть. Мальчишки должны ею восхищаться. Нельзя унижать их силу и смелость...
Лежала Алена, мечтала. В окне сияла высокая, уже почти белая луна... А всего в нескольких километрах от нее капитан милиции Люба Марьина тоже смотрела на луну, висевшую в окне. Люба думала о том, какой бы телепатией передать тем ребятам, у которых оружие. что благородные разбойники, если судить по результатам, те же самые разбойники: рано или поздно грим неминуемо сходит!
Проснулась Люба какая-то особенно боевая. И если бы ей сейчас потребовалось сквозь стену пройти, она бы немедленно прошла. Отдернула занавеску... Господи! Как же быстро все изменилось в природе! За чистым закатистым и звездным вечером, за лунной ночью пришло утро с дождем — непроглядным и таким осенним, что сразу сердце заныло и забилось.
Под окном мокла грядка клубники. Лакированные листья ее вздрагивали. Казалось, клубника никак не может устроиться на этом холодном дожде.
И сразу она вспомнила Николая Егорыча: какой он вчера был насупленный, как все ежился чего-то. Кругом солнце, жара, а рана его уже ныла. Он пошутил однажды: «Та пуля меня экстрасенсом сделала...»
Люба надела резиновые сапоги, надела военный плащ-накидку. Эх, проклятая, собачья ты, работа сыщицкая! Однако пошла. Через первые две лужи переступила, словно не хотелось грязнить сапоги. А в третью шагнула, уже не думая больше о таких мелочах, смирившись. Лужи были коричневые, глиняные. Дорога, скользкая, уезжала из-под ног... И опять Любе вспомнился Зубов, изречение его: «Тяжела ты, шапка Мономаха, а что поделаешь — носить-то надо!»
Она поднялась на крыльцо действительно довольно-таки деревенского домика, увидела на двери медную табличку — вещь, конечно, редкую для сельской местности. На табличке значилось: «Ковалев Игорь Адольфович, музыкант». Надо же!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Нравственная норма
Размышления о патриотическом воспитании молодежи
Отечество