– ' Какой трудолюбивый старик, а! Вот герой поэзии, герой искусства! Эта доблесть создана не поэтическим воображением, она плод жизни!

Восторженных словоизлияний Алигулу многие в квартале толком не понимали, никто не обратил внимания на его слова и в этот раз.

Какое-то время Алиаббас в усталом недоумении смотрел на окровавленное лезвие топора, потом молча повернулся, прошел сквозь толпу плотно обступивших его людей и скрылся во дворе. Ему было горько не оттого, что он осрамился на глазах у всех, куда больнее было это непредвиденное коварство рук... Уста и без того знал, что скамья эта – может быть, последняя его плотницкая работа (Алиаббас-киши в действительности так и думал, хотя, как позднее оказалось, думать так было преждевременно...). Что ж, теперь он убедился в этом окончательно: если после шести-семи десятков лет безукоризненной службы его молоток разбивает палец, а старый топор ранит руку, значит, все кончено, надо забыть о своем ремесле.

Утром того дня, когда черному туту сравнялось сто лет, Алиаббас-киши, поднявшись по обыкновению рано утром, побродил без видимой надобности по двору, потом тщательно умылся, позавтракал, выпил чаю; крепко заваренного старшей невесткой Анаханум, и, достав ключ, отпер дверь своей «инструменталки» – сарайчика, который сам соорудил в незапамятные времена из досок.

Алиаббас-киши не был человеком настолько чувствительным, чтобы со слезами рассматривать свои инструменты, с каждым из которых у него немало было связано в прошлом. Не хотел он, чтобы они стали теперь лишь памятью об этом прошлом – для него самого ли, для"других...

Верно, очень верно говорил ювелир Алашраф, что настоящую цену золоту знает только ювелир; вот почему эта пила, этот рубанок, молоток должны принадлежать тому мастеру, который сможет пользоваться ими в работе, когда будет ставить оконные рамы либо навешивать двери, строгать дерево, забивать гвозди...

Утром того дня, когда хар-туту исполнилось сто лет, Алиаббас решил отобрать самые лучшие из инструментов и продать их. Дело здесь было совсем не в деньгах – жил Алиаббас-киши в достатке, да и запрашивать за все эти инструменты он не собирался много. Другое было для старика важно: чтобы достались его инструменты хорошему мастеру. Они должны работать, а не ржаветь от бездействия. Вообще-то говоря, Алиаббас мог бы и раздарить инструменты соседям, однако подобная унизительная щедрость не соответствовала славным инструментам мастера, они всегда производили вещи: красивые двери и окна, кушетки и сундуки – короче, они заслужили более завидную участь.

Месме первой увидела, что старик снова возится в своем сарайчике, и, решив, что свекор хочет доделать незаконченную скамейку у ворот, она окликнула Фатуллу – сидя на балконе и потягивая чай, муж смотрел по телевизору дневную передачу.

Фатулла оторвался от телевизора и спустился во двор, за ним вышел из дома и Агамухтар.

Затея старика с продажей инструментов всех очень расстроила.

Агамухтар высказался первым:

– У нас есть друзья, есть враги... Что скажут они, когда ты, киши, начнешь молотками торговать? Подумай.

Агамухтар слишком хорошо знал характер отца и понимал, что говорит впустую: если старику что-то западало на ум, переубеждать его не имело смысла.

— Ты что, в самом деле устроишь торговлю молотками-пилами? – вслед за братом нетерпеливо молвил и Фатулла.

— А мне их что, бесплатно подарили, молоток и пилу? – Расспросы сыновей раздосадовали Алиаббаса-киши, и он заорал на них: – Ну-ка идите занимайтесь своими делами, нечего учить меня уму-разуму!

«Не веселье ищу, а любимую», – сказано у поэта... Алиаббас-киши знал, что, если ему встретится хороший уста, который сможет взглядом знатока оценить инструменты, человек, у которого в руках еще есть сила, а в ногах – твердость, то такому мастеру он отдаст без всяких денег и молоток, и пилу, и рубанок, и все, что у него есть.

«Старик выжил из ума, теперь сраму не оберешься, на улицу не выйдешь – поднимут на смех», – перебирала в уме все предстоящие невзгоды Месме. Устыдившись своих непочтительных мыслей о свекре, она отошла от окна.

А Алиаббас-киши, выбрав из инструментов хороший молоток, рубанок, хорошую пилу и пробойник, завернул все это в мешок, потом произнес фразу, в которой никто не уловил какой-либо связи с только что закончившимися разговорами:

– Посмотрите, посмотрите на этот черный тут, как он раскололся в сто лет... – показал рукой на тутовое дерево посреди двора и медленными шагами вышел на улицу.

Все во дворе, обернувшись в сторону хар-тута, посмотрели на дерево – и опять никто ничего не понял.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.