Наша главная команда

В первом тайме Кипиани, получив пас от Максименкова, оказался один против греческого вратаря Константину, но протолкнул под ним мяч очень слабо. А потом уже сам Максименков, целясь в угол пустых ворот, угодил в штангу. Затем Шенгелия из хорошего положения пробил чуть мимо... Для победы, о ничьей уже не говорю, этих моментов вполне бы хватило. Ведь у греков было намного меньше шансов забить. Но один они не упустили.

Когда казалось, что их неистовые атаки, поддерживавшиеся бушевавшим, словно проснувшийся вулкан, стадионом, стали потихоньку затихать, Николудис и Ардизоглу добились-таки своего. Норовившие до этого по флангам пробраться в нашу штрафную, они разыграли между собой такую знакомую и всегда неожиданную «стенку», заставив потерять позицию опекавших их защитников. И когда Николудис с мячом рванулся к моим воротам, Бубнов и Никулин вдвоем бросились перекрывать его. Почувствовав, что оба, особенно Никулин, явно опаздывают, в дело решил вмешаться я. Но греческий форвард, опередив всех, успел ударить. Мяч угодил Никулину в ногу и, перелетев через меня, оказался в сетке.

Поражение всегда огорчительно. В данном случае горечь усугублялась еще и неполучившейся игрой. Конечно, причины были. Однако никто из нас афинскую неудачу ими не оправдывал, а уж старший тренер — тем более. Переживал он главным образом потому, что ИГРА не удалась. Ведь с ее помощью Константин Иванович и рассчитывал вывести сборную из сложной ситуации. Потому-то именно он и был приглашен в самый трудный момент, после пятнадцатилетнего перерыва.

...Футбольная жизнь продолжалась. Не вышедшей в финальную часть чемпионата Европы в Италии сборной необходимо было начинать свое становление. Как всегда случается после очередной неудачи, стало широко обсуждаться ее будущее. Одно предложение сменяло другое, но суть всех сводилась примерно к следующему: «Необходим новый тренер, который окажется более прозорливым и удачливым, чем его предшественники».

Следующий после Афин матч (товарищеский с румынами) сборная проводила под руководством О. Базилевича и выиграла. Однако еще некоторое время не было ясно, кому доверят пост старшего тренера главной команды. Наконец, после сомнений и колебаний решили, что ее вновь возглавит Константин Иванович.

Мы, спартаковцы, знали: для Бескова такой поворот событий не в диковину, и «нулевой цикл» его вряд ли может смутить. А потому верили, что у него должно получиться. Верили до конца. И он в нас верил, зная, что лучших, более преданных и верных помощников в деле, за которое взялся, ему не найти. Так, во всяком случае, нам казалось.

Но мы понимали — это не более чем шанс, проявление доверия, которое надо использовать и оправдать. И никогда за то время, что Константин Иванович руководил сборной, никто из спартаковцев не получал никаких привилегий. Все было по справедливости, по ИГРЕ.

Помню споры о том, правильно ли он поступил, когда в Афинах ввел в состав Федю Черенкова, которому только что двадцать исполнилось. Федя сыграл в Греции чуть ли не сильнее всех, но, поскольку мы проиграли, кое-кто в вину был готов поставить старшему тренеру и это: мол, такой момент ответственный, а он экспериментами занимается.

...Вступил в свои права год восьмидесятый, олимпийский.

На очереди был очень престижный олимпийский турнир. Но, думая о нем, Бесков в каждом своем интервью, на каждом собрании команды не уставал повторять: «Наша цель — мировой чемпионат. И готовиться, идти к ней надо, не теряя игрового достоинства, спокойно, уверенно».

С конца февраля и до начала Олимпиады мы провели пять встреч с сильнейшими соперниками и показали футбол, который журналисты так любят именовать в отчетах «зрелищным и вдохновенным». В Софии обыграли сборную Болгарии, в Мальме — Швеции, в Рио-де-Жанейро — Бразилии, а в Москве — Франции и Дании. Да и соотношение мячей вполне соответствовало игре — тринадцать забитых голов при пяти пропущенных.

Все эти матчи я провел без замены, имел основания считать, что причин для недовольства моей игрой нет. Но каким бы удачным ни оказывался для меня матч, Бесков все равно находил повод для замечаний, давая лишний раз понять, что обольщаться рано и пользу может принести только строгое, критическое отношение к себе.

Мы играли за сборную и одновременно учились. Точнее говоря, учились играть в сборной. И открывали для себя совершенно новый футбол, требования и уровень которого оказались жестче и выше.

Этот футбол обязывал к проявлению всех лучших качеств в самых высоких игровых режимах, к умению мгновенно перестраиваться в зависимости от обстановки и находить выход из любых ситуаций.

На нашу победу в Рио еженедельник «Футбол-хоккей» откликнулся красивым разворотом «Испытание «Мараканой». Но для нас это было еще и испытание сборной. Оба испытания мы тогда выдержали. И главным образом потому, что к встрече с бразильцами подошли, уже приобретя пусть небольшой, но все-таки позволяющий ориентироваться в сложной, малознакомой обстановке опыт. А год назад не сумели пройти «испытание Афинами» только из-за того, что опыта не имели, хотя соперник, повторяю, был намного слабее того, которого удалось одолеть на «Маракане».

Кстати, спустя пару лет там же, в Афинах, мы уверенно победили греческую команду, страстно желавшую утвердиться в звании «грозы советской сборной». Не помешали, на сей раз, ни неровности поля, ни бушевавшие все девяносто минут трибуны.

К тому времени мы уже заметно окрепли, а самое главное — стали чувствовать себя игроками сборной. Правда, мне могут напомнить, что матч-то был товарищеским и, значит, ни в какое сравнение с тем — официальным, решающим — идти не мог.

Спорить не стану, турнирные встречи всегда особые, ни с чем несравнимые. Но тем не менее рискну утверждать, что, повторись подобная ситуация, в которой оказалась сборная в семьдесят девятом году, перед встречей в Афинах, и проведи она его в точно такой же обстановке через два года, вопрос о нашей победе не стоял бы. Уже многое было найдено в игре, что и стало бы главным аргументом в споре.

Предвижу новый вопрос: «А почему же после столь впечатляющей серии в начале восьмидесятого года, включая победу на «Маракане», на олимпийском турнире в Москве вы оказались лишь третьими?»

Отвечу так: хотя сборная в канун Олимпиады заметно подняла свою репутацию, успешно сыграв с болгарами, шведами, французами, датчанами и бразильцами, обкатку в больших, официальных турнирах пройти еще не успела. И олимпийский оказался первым на ее пути.